Блокада. Запах смерти. Алексей Сухаренко

черты ее лица вдруг заострились, кожа натянулась, и сквозь нее просвечивал череп. Ему стало страшно и захотелось бросить тело, претерпевшее такую ужасную метаморфозу, но он сдержался. Стараясь больше не смотреть на лицо любимой, Цыган понес ее дальше… и вдруг проснулся от ощущения, что кто-то сзади положил ему на плечо руку.

      Оказалось, вернулись Шкет с Чесноком. Парни наперебой стали рассказывать Зарецкому о той радости, с которой их встретили близкие.

      – Братик с сестренкой так накинулись на жрачку, что чуть не лопнули, мать еле-еле тормознуть их смогла, – поведал о пире, устроенном в своей семье, Шкет.

      – И мои старики сегодня дорвались, – вторил ему Чеснок.

      – Вы их предупредили, чтобы они про вас соседям не сболтнули лишнего? – спросил Цыган. – А то вмиг легавые заметут.

      – Бабка с дедом, после ареста моих родителей, умрут, но ничего никому не скажут, – уверенно произнес Чеснок.

      – Да, я матери сказал, чтобы продукты из комнаты на кухню не выносила, – успокоил Зарецкого Шкет.

      – Ладно, давайте собираться в ночной набег, – удовлетворенно кивнул Цыган.

      – Убогий с нами? – поинтересовался Шкет.

      – Нет, я сказал пацану, что пойдем без него, – нахмурился Ванька. – Но харчей ему еще подбросить надо.

      – А че, подбросим, – согласился Шкет, – там жрачки на всех хватит.

      Плотно перекусив на дорогу и выпив по стопарику коньяка, Цыган с подельниками огородами, чтобы не нарваться на патруль, стали пробираться на окраину деревни. Пройдя опушкой леса, уже ближе к полуночи, подошли к оврагу, ведущему к подкопу – и со стороны вагончика охраны услышали чей-то голос.

      «Может, смена или за харчами кто приехал?» – подумал Ванька и решил немного обождать. Но сколько ни вслушивался, кроме комариного писка над ухом, больше ничего услышать не смог.

      – Погнали, – махнул он рукой на дно оврага, и вся тройка скатилась вниз.

      Заваленный кустарником лаз был не тронут. Успокоившись, один за другим, поползли по земляному ходу. Неожиданно сзади раздался шорох, словно кто-то еще полз за ними следом. Цыган, находившийся в середине лаза, как раз у припрятанных карабинов, схватил один из них и передернул затвор. Нацелившись в темноту, Ванька стал ждать. За изгибом тоннеля показался огонек керосиновой лампы, а затем лицо Николки.

      – Черт, вот привязался! – не выдержав, засмеялся Чеснок.

      – Не бойтесь, это Николка, – успокоил их блаженный, подтверждая своим появлением собственные недавние слова – мол, он уже взрослый, может сам решать, что ему делать.

      – Дураком прикидывался, а боится, что жратвы не достанется, – съязвил Шкет. – Наверное, просто от мобилизации косит.

      – Перестань молоть! – прервал его Ванька, который, как ни странно, обрадовался появлению душевнобольного парня.

      У пробитого в полу отверстия Цыган замер, сделав знак, чтобы все соблюдали тишину. Прислушавшись и ничего не услышав, он удовлетворенно щелкнул языком и, упершись плечом, сдвинул ящик, загораживающий вход