33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине. Евгений Анташкевич

такого удара ладонью плашмя его кожа на щеке должна была лопнуть или сгореть, но он ничего не почувствовал, только мотнулась голова с тянущей в шее болью.

      – Да нет! – крикнул человек за столом из-под сияющего солнца. – Дайте ему водки, полный стакан, и на прорубь!

      К Михаилу Капитоновичу шагнула худая фигура слева и протиснула между губами горлышко бутылки.

      – Пейте, Михаил Капитонович, пожалейте себя.

      После нескольких вынужденных глотков Михаил Капитонович почувствовал в желудке тепло…

      Его обожгло. Обожгло так, что он закричал и вздохнул, но что-то каменное вдавилось ему в горло, и он выкатил глаза. Вокруг была серая стеклянная муть, и только вверху был светлый круг. Его потащило наверх, и он вздохнул. Наверху был воздух, и он был лёгкий.

      – Хватит, не то задо́хнется!

      Михаила Капитоновича положили на лёд, и его мокрое исподнее сразу примёрзло. Его стали с треском отдирать, отодрали и его бросили в сено на телеге; сверху накинули с головой громадный тулуп, под которым он сразу почувствовал, что задыхается; тогда он рукой, несвязанной – он удивился, – отогнул полу тулупа и глянул на небо. В этот момент его голову подняли, нахлобучили на неё шапку и поднесли к губам горлышко бутылки, из которой пахло чистым спиртным.

      – Пейтя, ваша благородия, пейтя, хорош уже… и сами помучалися, и нас намучили – третий раз вас кунать… на улице такой морози́ще!.. Издохните!.. Прости господи!..

      Михаил Капитонович смотрел на говорящего – это снова было лицо наполовину в бороде и с перегаром.

      – Ща мы вам и закуски спроворим, – сказало лицо, и Михаил Капитонович почувствовал, что в его губы тыкают солёным огурцом. Он сначала пощупал огурец губами и надкусил, по щеке к шее потекла струйка, он почувствовал голод, перехватил огурец рукой и стал грызть. Он перестал видеть что-то вокруг, хотя и до этого почти ничего не видел, выпростал из-под тулупа обе руки, не чувствуя холода и обледенелости белья, и жрал огурец.

      – Оголодали! – тихо сказало лицо с бородой, Михаил Капитонович не видел его, но знал, что это сказала борода, как он его запомнил. – А хлебушка не хотите, ваше благородие?

      – Только немножко, чтобы заворота кишок не было, – сказало другое лицо.

      Михаилу Капитоновичу показалось, что он уже слышал и этот голос, он силился вспомнить где и когда, но не смог, и его отвлёк ломаный кусок хлеба, который оказался в руке и от которого так сильно пахло, что он перестал о чём-то думать.

      Телегу трясло, и, пока он справлялся с хлебом, к которому добавилась ещё и колбаса и ещё один огурец, она остановилась. Он проглотил последний кусок, плохо поддававшийся, и он его возвращал, жевал и снова глотал, и в этот момент перед ним снова появилась борода.

      – Эка вас!.. – сказала борода, подхватила Михаила Капитоновича, прямо с дохой подняла с телеги и вставила в большие валенки. Михаил Капитонович пошевелил пальцами босых ног – валенки внутри были колючие.

      В той же комнате, где его совсем недавно били, за тем же столом