Его птичка. Любовь Попова

стало душно, как перед дождем.

      Но грома не будет, он не дождется сцены моего унижения. Мне подумалось, что впервые я бы смогла сыграть Катарину из «Укрощения строптивой» Шекспира. Раньше во мне была лишь нежность, теперь я ощущала в себе полыхание гнева.

      С этим я и вышла, протискиваясь между врачами, невзначай хлестнув Романа Алексеевича по лицу волосами, как веткой дерева. Правда, случайно.

      Я стремительно удалялась от места своего сорома и услышала только остаток фразы.

      – Проверка уже в пути. Немыслимо! Как вообще психиатрическое отделение могло допустить подобное происшествие?

      Неинтересно, сейчас ничего не интересно.

      Зайдя в палату, я наткнулась на пару любопытных взглядов. Короткие ответы. Сухие улыбки. Вспоминать произошедшее больше не хотелось.

      Слишком сильна была та буря чувств, что меня захватила. Сначала из-за близости смерти, а потом из-за Него.

      Я легла и уткнулась в подушку. Надо поесть, но желудку, как и мне самой уже ничего не интересно. Я пыталась вспомнить, когда в моем рту в последний раз была хоть крошка, но на ум пришел только вчерашний завтрак. Сегодняшнее яблоко так и осталось лежать в сумке.

      Обессиленное тело провалилось в сон – слишком короткий, потому что меня тут же растормошила взрослая женщина в халате медсестры.

      – Синицына, там мама ваша пришла. Спуститесь на первый этаж.

      Мама, мама, как много счастья в этом слове. Это то, что было сейчас необходимо: душевный разговор, ласковая улыбка, и теплое семейное объятие. Поддержка – без лжи и притворства.

      Глава 7. Мысли о ней

      Тяжесть поступков определяется их последствиями.

      Сегодня я чуть не изнасиловал, по сути, девочку – свою пациентку. Я прекрасно видел, что она находилась не в себе, была поглощена страхом, и это превратилось в безумие, которому я потворствовал.

      Меня даже не оправдывает то, что я и сам находился словно под тяжелыми веществами после получасовой борьбы за жизнь человека. Смог же и обезвредить Лунского, и Романову спасти.

      Но стоило чисто из любопытства вернуться в процедурную. Проверить все ли в порядке с Аней. Синицыной, то есть. И все…

      Один только вид ее заплаканного лица снес крышу. Как вообще лицо может быть привлекательным с заплаканными глазами и красным шмыгающим носом. Может, черт возьми.

      Мыло зажатое в руке медленно поползло вниз по груди, животу и тут же выпало, когда я сжал рукой возбужденный член. Именно в такое состояние он пришел сегодня, когда я видел дрожащее в истерике тело.

      Инстинкты сосредоточились на сладко-соленых губах Синицыной, которыми она прижималась к моей разгоряченной опасностью коже, на движениях рук, которыми она с удивительной силой сжимала мои плечи.

      Невинность с неистовым безумием – самое невероятно притягательное сочетание.

      И меня понесло. Я упал в этот океан из слез и такого тихого покорного «умоляю».

      Но я пришел в себя, я не совершил непоправимую ошибку. Вид ее невинной, совершенно нетронутой плоти заставил