Первая империя. Книга 1. Том 3. Наследник короны Российской Империи. Александр Геннадьевич Емельянов

умирай! – шепотом, хриплым от волнения голосом, прижала холодеющую мою щеку и стала целовать в тщетной попытке реанимации…– я люблю, слышишь, люблю тебя, глупенький мой! Аааа!

      – Искин, палату и медбокс – товсь! – кинула на бегу моя врачиха, отталкивая Муру от моего холодеющего тела, упав на колени, не замечая, что они ободраны в кровь..

      – Твою дивизию, император – ты что затеял – а я, а мы что – балласт? Живи, сука! – бумм! Удар локтем по грудине, буммм! Ещё! Ещё! О, теперь – согнутым локтем…больно же…больно! И к моменту, когда прибыла реанимационная бригада, я уже начал отходить от инфаркта, покрываясь розовыми пятнами и задышал….-

      – Аааах! – меня выгнуло дугой, и свет в конце тоннеля сжался до света в конце коридора, по которому неслись неясные контуры реанимэбригады робомедиков – и только смог вытолкнуть – спасибо, любимые мои,– я ваш должник… – и опять упал, обессилено на пол…

      Самое интересное, что тот колоссальный ментальный импульс, который выделился в краткий момент клинической смерти – рванулся в виде сферы в космос, прошивая насквозь все корабли, в том числе….ТАВКР – ясли, отчего мой детеныш вдруг взвыл тоскливо, как волк на Луну, а Ззухр – закрутил головой.

      – Не может быть – опять, это входит в плохую привычку… – а следом заревели все раки его команды….

      Это импульс разлетелся за мгновение достиг системы АВ, коснулся мозга белого дракона, выведя ту из состояния гибернации, заставив даже не опомнившись, рвануть в тяжелые свинцовые, низко нависшие тучи, над её пещерой – укрытием…Это дикий, забытый ею инстинкт опасности члена стаи, близкого её сердцу – отца её детеныша…беда…инстинкт сформировался ещё на заре времен и помог выживать расе драконов…

      Она набрала огромную скорость информация в импульсе была плохая – я умираю…достиг он и Солнечной системы, заставив всех собак и волков разом взвыть, задрав к небу морды в тоскливом и затяжном вое, от которого шевелится волосы на загривке, а мой сынок – Миша, посреди ночи, резко и горько заплакал, заходясь в безисходности, и сердце моей девочки сжал тоскливый спазм – беда, беда с Сашей! Господи, но почему это всегда со мной?! – она встала и взяв сына на руки, горько заплакала, качая его и надеясь успокоить его…

      Но все тщетно, сын заходился плачем, протягивая ручки к только одному видимому ему лику умирающего отца, которое он увидел в окружающей его кроватку и мать темноте, словно, он хотел обнять, успокоить меня.

      – Папу, не умилай! Папучка, не надо! – и вот именно эта реакция Мишки на мое предсмертное, пограничное состояние, спасла меня – охх! – словно прибоем ударила по мне волна тепла и нежности, исцеляющей меня любви….которая поглотила меня с головой, расплескалась вокруг меня…

      Да так, что Мура удивленно подняла голову, и посмотрев в мою сторону прошептала – да он сын своего отца, какая силища! – и утирая слезы, кинулась в мой бокс, а там, моя врачиха стояла с расширенными от удивления глазами – показывая своей дрожащей рукой на меня, а я уже