Карантино представляет. Отборное вирусное чтиво. Автор, пиши еще!

затем через неделю. Надежды не было. Проклиная все на свете, старик сорвал со стены тот самый плакат. Внутри оказалась записка:

      «Дорогой Эдвард, выходить на улицу стало опасно, а меня подкосила странная хворь. Приходите по адресу…».

      Сердце забилось чаще. Эдвард почти бежал, но ноги не слушались: за все эти годы старик разучился куда-либо торопиться. Сорвав несколько желтых цветков, он позвонил в дверь дома, указанного в письме.

      Надежда вышла не сразу. Закутавшись в пальто, она едва дошла до лавочки. Под карими глазами появились фиолетовые синяки, а бескровные губы дрожали от холода.

      – Расскажите мне о себе, Эдвард. У вас есть семья?

      – Дочь у меня есть, – старик нахмурился, потупив глаза. – Но она и не знает о том, что я жив.

      – Жестоко, – Надежда нахмурилась.

      – Ну не мог я сказать ей, что мать померла, дом сгорел, понимаешь? Мне лучше было тогда умереть, – Эдвард обхватил голову руками. – Возможно, когда-нибудь я восстановлю документы, на работу устроюсь и тогда…

      – Мой друг, – Надежда осторожно взяла Эдварда за руку. – Никогда не откладывай жизнь на завтра, оно может не наступить.

      Прошла неделя с тех пор, как Эдвард впервые пришел к этому дому. Теперь они разговаривали каждую ночь, правда, Надежде лучше не становилось. Она уверяла, что это простуда, приходящая каждую весну, словно по расписанию. Иногда под камнем у лавочки женщина оставляла письма: «Дорогой Эдвард, сегодня не выйду, очень устала» или «Подойди к моему балкону, сегодня ужинаем при свечах».

      Увидев очередной клочок бумаги под камнем, старик улыбнулся: «Все пишет, нет бы выйти да сказать!». Эдвард уложил букет на лавочку и принялся читать.

      «Дорогой Эдуард! Не удивляйся, я узнала твое настоящее имя и связалась с дочерью. Прости, но это все, что я могу сделать для тебя. Надежда»

      Старик оцепенел. Происходящее показалось дурным сном в предрассветный час, бессмыслицей, бредом. На ватных ногах он подошел к ее дому и нажал на кнопку звонка. Тишина. Отогнав от себя дурное предчувствие, Эдвард обошел дом и, встав на булыжник, заглянул в окно. Надежда лежала на полу, корчась от боли и жадно хватая воздух. Ее глаза казались пустыми, а руки застыли на горле. На миг старику показалось, что женщина пытается сорвать кожу, чтобы сделать вдох.

      Эдвард свалился c камня. Не помня себя, он побежал по улице. Никого. Он стучался в двери и окна, умоляя Бога послать хоть одну душу в этот проклятый мир. Увидев на улице человека, он побежал со всех ног и чуть не сбил его: «Вызовите скорую, женщине плохо!»

      Толчок в грудь, и старик упал на землю. Бессмысленно. Надежда умирает здесь, в нескольких метрах от него, совершенно одна. Взглянув на розоватое предрассветное небо, Эдвард схватился за голову и отчаянно закричал…

      Старик проснулся на лавочке, когда санитары зашли в дом. Он не испытывал ни боли, ни страха, лишь пустоту. Вскоре ее вынесли. Безжизненное тело, упакованное в черный пакет, не имело ничего общего с той кареглазой хохотушкой. Сгорбившись, не разбирая дороги от слез, старик побрел по дороге. Его остановил до боли знакомый голос,