Городские легенды (сборник). Елена Хаецкая

спросила Ульяна маму. – Как ты думаешь?

      – Там никого нет, – сказала мама. – Это просто реклама, Кика. Чтобы мы тоже пошли и взвесились.

      – Так давай взвесимся, – сказала Ульяна. – Ну мама! Мне хочется! Ты же сама говоришь, что я выросла.

      – Ладно, – сказала мама.

      У нее был удивленный вид.

      Ульяна спросила:

      – А почему ты удивляешься?

      – Потому что ты раньше никогда этого не хотела.

      – Ну, – сказала Ульяна, но продолжать не стала.

      Она сняла на коврике обувь и встала на весы. Сверху плавно опустился измеритель роста, затем внутри весов щелкнуло. В этот момент кто-то незримый проговорил еле слышно:

      – Привет, Кика…

      А затем, заглушая этот шепот, зазвучал механический голос – на весь парк:

      – Ваш рост – сто двенадцать сантиметров. Ваш вес…

      Невидимка тихо тронул девочку за локоть, другая рука коснулась ее пальцев. Она явственно почувствовала, как бородка щекочет ей ухо.

      – Здравствуй, Ульяна…

      – Здравствуй, Кика…

      – Ты не есть кикимор, ты гораздо лучший…

      – Мы искать ключик… Мы его еще не найти…

      – Мы делать другой ключик… Мы посылать запрос в Швайц…

      – Ай! – сказала Ульяна, подпрыгивая на весах. – Щекотно!

      – Вы немножко слишком худой, – бесстрастно сообщил механический голос.

      – Я так и знала, – сказала мама. – Шкилетина. Слезай с весов. Теперь весь парк знает, что я морила тебя голодом.

      Ульяна спустилась на коврик и обулась. Невидимые карлики уже ушли, но у девочки до сих пор бегали щекотки по бокам и ладоням. Она улыбалась и ежилась.

      Дым родного очага

      Возле самой станции метро, перегораживая подходы к ней, стоял саксофонист. Он был чуть пьян, но развязен совершенно несообразно своему состоянию. Сидевший поблизости, на парапете подземного перехода, старик-бомж поглядывал на него с осуждением.

      Вполне приличный саксофон был прилеплен к его рту, как мятая «беломорина», и обращался музыкант с ним соответственно: дул, как ни попадя, отчего и самый инструмент выглядел замусоленным и мятым, сходно со своим хозяином.

      Музыки не получалось, но саксофониста это не смущало. Обрывая тему на любой ноте, он набрасывался на прохожих и требовал с них денег. Те брезгливо шарахались и некоторые откупались монеткой, что вызывало у получившего презрение:

      – Что, бумажку дать было нельзя?

      Женщина, проходившая мимо под руку с мужем, гордо, громко проговорила:

      – Я подаю только тем, кто мне нравится!

      Саксофонист закричал:

      – Нужна ты мне! Больно ты мне нравишься!

      Женщина и бровью не повела. Она хорошо знала, что нравится своему мужу. Ее не интересовал какой-то там мятый саксофонист.

      – Он монстр, – сказал ее муж. – Измельчавший орк, который явился сюда топтать музыку.

      При упоминании о монстрах старик-бомж чуть шевельнулся, двинул бровью