Семь лепестков зла. Галина Романова

единственная из отдела, кого смущала смерть молодого бизнесмена. Она единственная взяла под сомнение причину его смерти. И если она не могла заниматься этим в служебном порядке, она – что? Она попросила о помощи – кого? Правильно, своего бывшего воздыхателя!

      Но что то у них там потом пошло не так и…

      Так, тихо! На цыпочках! Нельзя форсировать события, надо дослушать вдову до конца.

      – Он появился сразу почти после похорон, – вспоминала Настя, сплетая длинные изящные пальцы на коленках.

      Платье снова поползло вверх, и Иванцов снова начал рассматривать ее ноги от тонких щиколоток до коленок. С удовольствием!

      – Мы поговорили. Потом он пропал. Статья так и не появилась. Да мне было все равно. Не до того, понимаете? – Она выдохнула, вдохнула. – И вдруг снова появился дня три назад. И снова начал задавать вопросы. Только теперь как то иначе.

      – Как именно? – Иванцов подался вперед. – Что то поменялось?

      – Да! – Ее пухлая нижняя губа вдруг обиженно задрожала, глаза снова наполнились слезами. – Вопросы стали обидными. С каким то ядовитым подтекстом. Почти такими же, какими были вопросы этой девушки-следователя.

      – Парамоновой?

      Он слышал об этом. И даже слышал, что вдова грозилась на нее пожаловаться. Да так и не успела. Или передумала. Или не до того ей просто. Неизвестно от кого отбиваться в ее то бедственном положении!

      – Да, кажется. Фамилию помню смутно, но такая эффектная, высокая, с короткой стрижкой.

      Эффектная! Иванцов скрипнул зубами. Эта эффектная так его отфутболила эффектно, что ему до сих пор тошно. И в отпуск удрала, стерва. Даже Сучкову ничего не сказала. Все в шоке! Мужик даже от обиды взял и уволился. Что она теперь без него?! Ноль, пыль, пустое место! Кто теперь за нее заступится, реши Иванцов ее прессануть? Никто!

      – Итак, вы утверждаете, что вопросы свои Сиротин поменял полярно и, вместо того чтобы говорить с вами о хорошем, вдруг начал задавать вопросы, имеющие подтекст…

      – Да, да! – с жаром подхватила Настя, подавшись вперед.

      При этом платье вдовы, плотно облегающее ее ладную фигуру, натянулось еще сильнее, и Иванцов отчетливо рассмотрел напрягшиеся соски под тканью и лифчиком. Волнуется, бедная!

      – В его вопросах появился подтекст. Мне показалось, что он как будто тоже стал меня подозревать. Как и эта девушка-следователь! Это было так… Так неприятно!

      – И что вы предприняли? – вдруг вырвалось у него.

      Просто так. Он даже не хотел ее пугать, честное слово! Но Настя перепугалась. Она отпрянула, вжалась в спинку стула, затрясла головкой. Слезы, осушенные салфеткой Иванцова, снова обильно полились из глаз.

      – Как… Как вы можете?! – зашептала она сквозь слезы, глядя на него так, что у него душу тут же начало раздирать. – Что я могла предпринять?! Послать его?! Воспитание не позволяет. Пожаловаться?! Так он намекнул мне при последней встрече, что у него есть защита в полиции.

      «Парамонова!!! Попалась, голубушка!!!»

      – Давайте подробнее