.

вылетевшие из уст следователя: «…Уверен, представитель обвинения потребует для вас реальный срок лишения свободы. И, поверьте, судья его обязательно назначит…»

      – За что? – глядя в окно, едва шевелил губами Фурцев. – Разве от меня что-то зависело в тот роковой день? Разве я мог изменить ход событий?..

      Однако, зная особенности национального правосудия, он все отчетливее осознавал, что справедливого вердикта в зале суда не услышит.

      Вечерело. Электричка резво бежала по пригороду Москвы, за окнами проплывали кварталы южнобутовских новостроек.

      На траверзе Щербинки, когда до знакомого подольского вокзала оставалось несколько минут, Игорек вдруг мысленно смоделировал сочную картинку ближайшего будущего: однообразные бараки за бесконечными рядами заборов и колючей проволоки, вышки с вертухаями, однообразный лай собак, понурые лица собратьев по несчастью…

      И вдруг в его голове случилось просветление. «А зачем мне все это: следствие, суды, этапы, колонии с бараками и прочие нервотрепки?! Генерал Горчаков куда-то запропастился – видно, в этот раз помочь не в его силах. Во «Фрегате» мне больше не служить, офицерского звания уже лишили, а приказ об увольнении будет подписан со дня на день, квартиры и военной пенсии не видать, как собственного копчика. Так что же я потеряю, если…»

      Он призадумался на несколько минут, рисуя в воображении совсем другую картину. Электропоезд, тем временем снизив скорость, подъезжал к знакомому вокзалу. Металлический голос из динамика объявил о прибытии на станцию Подольск, и часть пассажиров потянулась к тамбурам.

      А Фурцев, словно позабыв о цели своей поездки, сидел на диванчике у окна и разглядывал водонапорную башню на привокзальной площади…

      Зашипели двери, электричка плавно тронулась. Длинный асфальтированный перрон с табличками «Подольск» остался позади.

      Игорь воровато оглянулся. Основная масса пассажиров, ехавших из Москвы, покинула вагон, но человек двадцать остались сидеть на своих местах. Вздохнув, он поднял воротник легкой ветровки и снова уставился в окно…

      Несколько минут назад в его голове родилась смелая идея. «А если исчезнуть? Не на неделю, месяц или год, а навсегда?..» – подумал он, потихоньку готовясь покинуть вагон в Подольске. Но борьба законопослушного гражданина и свободолюбивого человека, ненавидящего несправедливость, длилась всего несколько мгновений, после чего Фурцев остался сидеть на месте, лишь проводив взглядом ушедшего по проходу соседа.

      – Да, вероятно, это единственный способ остаться на свободе, – тихо прошептал он, расправляя воротник куртки.

      В основе родившейся идеи лежала давняя связь с молодой женщиной по имени Татьяна, проживавшей в Серпухове.

      Женщин у симпатичного и обаятельного Игорька имелось предостаточно, однако большинство годилось лишь для сексуальных развлечений на вечерок-другой. И лишь единицы из них отличались умом, преданностью и способностью помочь в трудную минуту. Как раз такой и была Татьяна.