Бертран из Лангедока. Елена Хаецкая

монахом… – Пристальный взгляд. – Но ты действительно этого хочешь?

      – Не знаю, – ответил Бертран. – Я жажду сразу всех дорог.

      Аббат отставил в сторону глиняную кружку, из которой пил, и сказал просто:

      – Что ж, пройди тогда по всем дорогам, Бертран. Возможно, тебе придется пройти их все, чтобы вернуться в Далон навсегда.

* * *

      – Вы на самом деле намереваетесь уйти в монастырь, эн Бертран? – удивилась Мария де Вентадорн. – В первый раз об этом слышу.

      Граф Риго, не чинясь, захохотал так громко, что у домны Маэнц заложило в ушах.

      Эн Готфрид тоже был удивлен. Покачав головой, он сказал:

      – Вот уж кем не могу вас представить, эн Бертран, так это цистерцианским монахом. В белом облачении, с черным поясом…

      – Особенно – с поясом, – протянула домна Маэнц и поглядела на эн Бертрана так откровенно, что домна Гвискарда подняла левую бровь и поджала губы.

      Эн Бертран повернулся к эн Готфриду.

      – Кто знает, мессен Рыжик, как обернется жизнь. Одно могу сказать наверняка: если чудеса и случаются, то чаще всего – именно в детстве.

      Глава пятая

      Константин де Борн

Осень 1179 года, БорнБертрану 34 года

      В конце лета народился у домны Айнермады мальчик.

      Дитя было на диво крепким и горластым. Роды прошли легко, так что когда по случаю крестин прибыли гости, домна Айнермада могла уже выйти их встречать – рослая, под стать мужу, женщина с раздавшейся немного талией, с веснушками на полных руках. Густо увиты синими лентами длинные золотистые косы – до поздней зрелости сохранила их домна Айнермада, а вот зубов потеряла уже немало – по одному на каждого сына, а дочь забрала целых два. Стояла, отступя на шаг, позади мужа своего Бертрана, вся как позднее лето – изобильная, слегка тронутая уже увяданием, но еще полная сил.

      И дети ее подросшие тоже вышли к гостям: старший, тринадцатилетний Бертран, что художеству трубадурскому оказался весьма привержен; меньшой, одиннадцатилетний Итье, воинственный подросток, от отца ни на шаг – под ноги его лошади готов был стелиться, лишь бы повсюду с собой брал, куда бы ни завел того драчливый нрав; дочка, девятилетняя Эмелина, с волосами как лен, отцова любимица (скрывал, как умел, да только все про эту тайну знали). В красивом платье вертится, то на одно плечо головенку положит, то на другое, глазками стреляет, в носу украдкой пальцем возит, пока взрослые не видят.

      За спиной у домны Айнермады кормилица неловко трется. Молока в этот раз не прибыло, пришлось мужичку из деревни брать. Лицо ей умыли, волосы кое-как под покрывало убрали, юбку новую спроворили. Свой младенец у мужички на одной руке – спит, точно Божий ангел; Бертранов сынок на другой – заливается страшным ревом.

      Ехать гостям недалеко: от Далонского аббатства три часа пути к закату, от Аутафорта – всего-то два на юг. Аббат Амьель выбрался из крытой повозки весь разбитый, хоть и недолгой была дорога. Охая, за поясницу взялся. Возница, монастырский служка с глупым крестьянским лицом, лошадке чмокнул и поволокся к конюшням – распрягать да на отдых устраивать.

      Чинно