Здесь был Баранов. Елена Хаецкая

национальные песни моего народа. Мы их на праздниках поем, прямо на улицах…

      – И как относятся к этому ваши правители? – спросил Воконий, словно не решаясь поверить столь чудовищной лжи.

      – Положительно относятся, конечно. Они стоят на трибуне, когда мы проходим мимо с этими песнями, и машут нам рукой.

      – Тираны одобряют подобные песни? – Воконий, видимо, желал дать завравшемуся новобранцу последний шанс оправдаться.

      – Какие еще тираны? – в свою очередь переспросил Дима. – У нас давно нет никаких тиранов.

      – Тогда зачем вам такие песни?

      Дима пожал плечами. Он никогда не задавался подобными вопросами.

      – Ты лгун и подстрекатель, – сказал Воконий. – И к тому же наглец. Иди за мной.

      Дима повиновался, бросив через плечо взгляд на Севера, и ему показалось, что римлянина забавляет вся эта история.

      Воконий привел Диму в маленький внутренний дворик за кухней и призвал Мосхида.

      – В колодки[22] его на всю ночь, – распорядился Воконий, после чего удалился. Баранов остался стоять с полуоткрытым ртом. Мосхид толкнул его.

      – Ты что, заснул? – спросил грек без всякого сострадания. – Не знаю уж, что ты там натворил, но спать тебе сегодня не придется.

      Ночь действительно оказалась трудной для Баранова, но главное – слишком долгой. У него ломило кости, и с каждой минутой эти колодки становились все более и более невыносимыми. Соблазн заорать был очень велик, но что-то продолжало удерживать его.

      Потом он почувствовал чье-то присутствие. Дима поднял голову, но никого не увидел. Стояли сзади.

      – Кто здесь? – спросил он сипло.

      – А ты ничего – крепкий, новобранец, – отозвался тихий голос. – Ничего, недолго осталось. Скоро рассвет.

      – Север, это ты?

      Невидимый собеседник негромко рассмеялся:

      – Конечно.

      Север обошел Баранова кругом, присел рядом на корточки и вытащил флягу.

      – Пей, – сказал он, пристально поглядев на него в полумраке.

      Дима, задыхаясь, выпил почти всю воду, вытер подбородок о плечо и с трудом перевел дыхание.

      – Эти чертовы колодки… Я больше не могу.

      – Послушай, варвар, если ты еще терпишь, значит, ты можешь еще терпеть, – назидательно произнес Север. – Наши испытания, как правило, соразмерны нашим возможностям.

      Дима молчал, размышляя над этим афоризмом. Север добавил:

      – Считай, что легко отделался. Через пять дней фламин Юпитера дает игры. Если бы не это, тебе бы не поздоровилось за такое наглое вранье.

      – Я не врал, – угрюмо сказал Баранов.

      Север опять рассмеялся.

      – Это насчет тиранов-то? Так я и поверил! – Он поднялся на ноги и добавил: – Ты единственный из всех новобранцев не мучаешься от нашего режима… А я знал ребят, которых это убило за несколько дней.

      Север повернулся и неторопливо пошел прочь.

      Дима ошеломленно смотрел ему вслед. И тут до него вдруг дошел смысл сказанного: через пять дней игры. Если за то время в интернате не найдут способа вытащить его назад, в XXII век,

22

Поскольку автор никогда их не видел, то он позволит себе привести маловразумительное описание из книги «Простые люди древней Италии» и желает читателю удачи:

«Колодки нашли в карцере помпейских казарм: это тяжелый деревянный брус с набитой на него железной полосокй, в которой вертикально вставлены кольца на невысоких стержнях; сквозь все кольца пропущена железная штанга, наглухо запрекленная с обоих концов тяжелыми замками. Провинившегося сажали на пол, клали его ноги между кольцами, продевали штангу через все кольца и запирали замки; просидеть даже несколько часов в таком положении было мучительно».