Ворона. Ольга Черниенко

влияния и школа, превратившись к концу 50-х в подобие тюремной зоны, жившей не по правилам любви и добра, а «по понятиям».

      И популярный тогда стишок: «Трудно жить на свете октябрёнку Пете – бьёт его по роже пионер Серёжа…» – как нельзя лучше отражал школьную атмосферу тех лет. Прошло совсем немного времени, отпрыски уголовников достигли призывного возраста, и в Советской армии в 70-е годы пышно расцвела дедовщина.

      Мой сосед по парте, рыжий, толстый, красномордый Пашка, сын отпетого рецидивиста, «избранный» классом (на самом деле назначенный классным руководителем) старостой, на общешкольном построении бил кулаком под дых тем, кто стоял «не так», и учительница своего «помощника» не останавливала: он был её опорой. Пашка собрал вокруг себя настоящую банду малолетних живодёров.

      Я действительно не находила ничего смешного в популярной у них забаве, безумно веселившей всё это глупое стадо недорослей: к хвосту пойманной несчастной, испуганной кошки они привязывали десяток консервных банок, от грохота которых бегущее животное сходило с ума, бросалось под машины, могло умереть от разрыва сердца… Я же ничем не могла помочь этому несчастному созданию, и слёзы бессилия текли по моему лицу так обильно, что парта становилась мокрой.

      – Фу, какая дура! – издевался Пашка. – Реви, реви! Я тебе много ещё чего сейчас расскажу. Слушай сюда!

      Не дёргайся. Сиди! – пресекал он мои попытки сбежать, чтобы не слышать его рассказов. – Я с тобой говорить буду!

      Уставившись на меня стеклянным взглядом маньяка-садиста, с кривой саркастической улыбочкой он быстро, торопясь и захлёбываясь слюной, шептал мне всевозможные гадости, стараясь доставить как можно больше душевной боли…

      – Ну, мухам и стрекозам крылья отрывать, чтобы сделать их пешеходными, – это ерунда. Можно ещё, например, залить кипятком муравейник! Ошпаренные муравьи так смешно бегать начинают! Выбегут наружу, а мы их ногами, ногами! Гусеницу в лужицу ногой растереть тоже приятно!

      Или вот: надуть лягушку через соломинку, а потом двумя ногами на неё… ка-а-ак прыгнуть! Хлоп! Ха! Кишки брызгами разлетаются!

      А в деревне с отцом сусликов убивали! У них две норы: в одну входят, в другую выходят. В одну льём воду, у другой с проволочной удавкой стоим. Суслик выскакивает… и тут – батяня ка-ак дёрнет за проволоку! Хряк! Шейные позвонки ломаются, глаза вываливаются! Так и висят на ниточках! Обхохочешься!

      От этих рассказов мне становилось плохо: кружилась голова, болело сердце, а Пашка каждый день вспоминал всё новые и новые подробности пыток, которым он подвергал добрых, ласковых, преданных человеку существ, повинных лишь в том, что довелось им родиться на столь ужасной планете! Это был бесконечный мучительный триллер…

      Есть у людей странная склонность к разрушению. Радуется жизни Божье создание: плавает, летает, ползает, добывает пищу, рожает потомство, наслаждается солнцем, небом, водным простором… И вдруг мимо идущий человек цинично, подло, жестоко уничтожает