Неприкасаемый чин. Кирилл Казанцев

схватил ее за руку.

      – Погоди, не все еще.

      – Еще лавешек подбросить мне хочешь? – криво ухмыльнулась Танька.

      – Подруга у тебя отмороженная, вернее, ее папашка отмороженный. Никак не успокоится.

      – Так что я тебе сделаю? Я – это я. Они сами по себе. Пусть за себя и решают.

      – За штуку, которую ты получила, нужно сделать еще совсем немного. Я ж подстраховаться должен. А вдруг ты завтра снова в ментуру попрешься с заявлением?

      – Что от меня требуется?

      – Просто скажи, что ничего не было. Вот и все.

      – Ничего не было, – в растерянности произнесла Танька.

      – Не здесь скажешь, а в машине, на камеру. И не так коротко. У меня и текстик приготовлен. Можешь не согласиться, но тогда лавешки возвращай. Все справедливо.

      Танька в мыслях уже распределила деньги, успела их «потратить» на разные нужды. Вынимать из сумочки «десять хрустов» и возвращать их было выше ее сил. К тому же она понимала, что привлечь насильника к ответственности у нее не получится никогда и ни при каких условиях. Оставалась, конечно, подруга по несчастью – Наташка, но с ней Танька надеялась договориться.

      – Черт с тобой. Только быстро. Я на репетицию опаздываю, – согласилась она.

      – Так это ты в ресторане гостиницы поешь? – сообразил Колян. – Я там иногда с пацанами бываю. Свидимся еще. Без обид.

      Глава 4

      Густо гудели пчелы. Пышно цвели мальвы. На яблонях виднелись завязавшиеся плоды. Перспективу улицы замыкали рукотворные горы отходов химкомбината. На скамейках перед частными домами сидели пенсионерки в халатах и дружно щелкали семечки, не уставая обсуждать жизнь соседей. Окраина райцентра жила своей обычной жизнью.

      У приземистого без мансарды дома из силикатного кирпича криво припарковался «Лексус». Следом за Коляном из машины выбрался участковый полицейский.

      – Ты только так, для солидности тут побудь. Помаячь перед забором. А я с папашкой-дураком перетру, – посоветовал правоохранителю Колян. Тот согласно кивнул и предупредил.

      – Только учти. У него в голове «пуля поперек стала». В Афганистане воевал.

      – Знаю.

      – Я за последствия не отвечаю.

      Колян хмыкнул и вошел в калитку. На крыльце дома стоял седой крепко сложенный мужчина лет пятидесяти пяти с ножницами в руках для подстрижки кустов. На запястье виднелась татуировка «ВДВ. ДШБ. Кандагар». Водила Бахрушина покосился на сельскохозяйственное орудие и мрачно поинтересовался:

      – Бабарыкин Павел Петрович?

      – Он самый, – мужчина неприязненно смотрел не на визитера, а на участкового полицейского, демонстративно дефилировавшего вдоль забора со стороны улицы. Чувствовалось, что милицию-полицию ветеран войны в Афганистане ненавидит «по определению».

      – Дочь ваша, Наталья, дома?

      – Нет ее. В чем дело? Вы из полиции пришли?

      – Из хуиции, – нагло перешел на развязный тон Колян.

      – Ну так, если из хуиции, то и иди себе нах, – посоветовал Павел Бабарыкин.

      – Ты