Бестии. Ива Одинец

– счастливом, пьяном. Замотала головой, его губы соскользнули с подбородка. Тут же вернулись.

      – Не дёргайся.

      – Это он тебе сказал?

      – Сам услышал. А ну лежи спокойно.

      – Это нереально сложно.

      – А ты постарайся.

      – И что мне за это будет?

      – Вот это.

      – О…

      Лицо вплотную. Не целуя, выдохнул:

      – Откуда это в тебе?

      – Что?

      – Страсть.

      – Во мне много чего…

      – Но это… Не знал, что такое бывает.

      – Я тоже не знала, что ты такой… нежный.

      – А ты думала – я какой?

      – Испорченный.

      – Это почему?

      – Москвич, «золотой» мальчик…

      Он согнал с лица улыбку. Тихо сказал:

      – Я из провинции. Из города вроде вашего. В Москву уехал поступать. И всего добился сам.

      (вот почему я тебя так люблю)

      – Но ты права, я испорченный. Сама увидишь. Но сначала…

      Легко сел. Не успела удивиться – почему не помогает, что-то щёлкнуло.

      Тихий, неуловимый звук скольжения.

      Перехватила взгляд.

      Опять улыбается.

      – Вверх глянь.

      – О-ох… С ума сойти…

      Верх

      (так он откидной?!)

      исчез. Осталось лишь небо – закатное, пылающее. Словно там, наверху, сто тонн расплавленного металла – и через секунду гравитация обрушит его на нас.

      Раскрытая ладонь невольно заслонила глаза.

      – Держи.

      Пальцы инстинктивно сжались.

      А, очки.

      Тёмные стёкла сделали красоту почти выносимой. Только очки чуть велики. Пальцы левой придержали дужку, когда руки Тига подняли меня, прислонили к спинке – да так и остались обнимать. А если пристроить затылок ему на плечо, видимость откроется такая же, как из положения «навзничь». Даже лучше.

      – Красиво?

      – Сказочно… Как ты нашёл?

      – Моё любимое место. Я здесь отдыхаю. Заряжаюсь.

      Сама б не спросила – но он поспешил добавить:

      – Ты первая здесь со мной.

      – Не может быть.

      – Честно.

      Долгое молчание. Дыхание в такт. Взгляды в одной точке – где-то в центре небесной чаши…

      Темнеет. Можно снять очки.

      Сумерки несут прохладу. Ветер легко обвевает тела, всё ещё влажные – ничего, кроме серебряной цепочки Тига и моего браслета. Укрыться б его рубашкой… куда ж он её бросил…

      – Не дрожи. Иди сюда…

      Потянул к себе на колени. Руки оплели, как лианы.

      Разгорается быстрей, чем согревает…

      …Гаснущее великолепие уже не может держать внимание. Стремительно вернулась острая истома. Вместе с его рукой. После недолгой борьбы колени поймали, сжали, оставив ладони свободу действия – но не ускользания. Никому не нужного… Отпущенная пружина судороги медленно раскрутилась, тело мягко рухнуло обратно, от долгого стона словно став легче.

      Испорченный мальчишка за спиной тихонько смеётся. Чтоб улыбнуться ему, поймав взгляд, пришлось закинуть голову с вывертом до хруста в шее. Касаясь губами