Из тьмы. Александр Васильев

потом продолжил: – Мне следовало сразу вас прижучить…

      Старик замолчал, не сводя с него своих, наполнившихся жизнью глаз. Но только глаз, все остальное выглядело мертвым.

      – Я не… – Антон помотал головой из стороны в сторону, отрицая все выше услышанное, словно его действительно могли обвинять в чем-то серьезном. – Не понимаю вас. Меня зовут…

      – Антон… – выдохнул старик. – Ты сын Дмитрия Полевого…

      Где-то внутри него разгорелся костер, обдавая жаром внутренности, а по коже поползли ледяные мурашки. Он думал, что этот иссохшийся старый хрен, без волос на покрытой бледными старческими блямбами голове, с торчащими из носа и ушей длинными жесткими волосами бредит. Но он назвал его имя и назвал имя его отца.

      Но он так же назвал его поджигателем.

      «Поджигателем чего?»

      – Я не помню… – Антон замялся. Глаза старика сверкали, но рассудок явно бредил. – Я не знаю о чем вы говорите.

      – Не помнишь, – на выдохе, практически бесшумно произнес Ларин.

      Несколько секунд он молчал. На какое-то мгновение его глаза застлал туман, а веки прикрылись. Антон подумал, что старик заснул. А где-то в глубине, в очаге горящего в нем костра, мелькнула мысль, что к нему пришел не сон, а сама смерть.

      Через приоткрытую дверь из коридора доносились голоса, но они тонули и разрывались в мечущемся разуме, склонившегося над кроватью мужчины. Мерно пикал дефибриллятор, снимающий электрическую активность увядающего восьмидесятидвухлетнего сердца, грудь над которым перестала вздыматься.

      Антон сжал кулаки, чувствуя, как ногти впиваются в его ладони. Внутри все так же пылал огонь, а кожа обливалась холодным потом. Он просто стоял и смотрел на серое с заостренными чертами лицо, не выражавшее никаких эмоций, и слушал пиканье аппарата, ожидая появления мерзкого монотонного сигнала.

      Грудь под простыней слабо приподнялась и практически незаметно опустилась.

      Старик вернулся, вновь уставившись на него своим поблескивающим остатками разума взглядом.

      – Тьма беспомощна, пока память спит, – прошелестел он. – Но я знал, что ты вернешься, маленький поджигатель.

      – Какой поджигатель? О чем вы говорите? – в голосе Антона звучали нотки паники и раздражения. Старик явно бредил, но что-то в его словах, не давало ему покоя.

      – Она заберет всех… я слышал, как она кричала… – глаза старика заблестели, а в уголках, переходящих в глубокие морщины, показались слезы. – Будь осторожен, мальчик… вам не стоило сжигать ее дом…

      Он вновь замолчал, а грудь под простыней опала и застыла. И лишь мерный писк продолжал настаивать, что в этом теле еще теплится жизнь.

      Антон качал головой из стороны в сторону, пытаясь понять услышанное и отрицая последние слова. Жар внутри взметнулся к горлу, а к затылку словно приложили лед. Он взглянул на свои руки: на левой ладони лежал коробок, а на правой спичка.

      «Какого…»

      Но видение