Все о Москве (сборник). Владимир Гиляровский

вопросы? Но тем не менее то и дело цензура прикладывала к нему свою руку.

      Большие номера журнала выходили по воскресеньям, печатались в субботу и к газетчикам поступали или поздно вечером, или в четыре часа утра.

      Статьи для цензуры посылались в пятницу, а хроника и отчеты – в субботу, после четырех часов дня, то есть когда верстался номер. Бывали случаи, что уже наступал вечер, а цензурных гранок не приносили. Приходилось иногда ехать самому к цензору на квартиру выручать материал.

      Приедешь. Отпирает кухарка:

      – Тебе чего?

      – Кто дома есть?

      – Никого нетути! Уехадши в киятры!

      – Цензурные гранки не оставлены?

      – Дранки? Вот они лежат, да отдавать не приказано, в понедельник в комитет пойдут.

      Дверь захлопывается – положение невеселое: или номер не выпускай, или рискуй закрытием журнала за бесцензурный выход. Тогда все это было возможно в административном порядке.

      Приходилось в одиннадцать часов ночи посылать секретаря дежурить у подъезда цензора и ждать его возвращения из театра, чтобы получить гранки.

      Иногда эти гранки отдавались, нецензурные недоразумения улаживались – и номер выходил беспрепятственно. Иногда же я выпускал номер на риск, и приходилось ездить с объяснениями в цензурный комитет. Все это стоило времени и трепало нервы.

      Иногда дело передавалось в суд и кончалось рублевым штрафом, но до суда я старался никогда не доводить, чтобы не обозлить цензуру, которая все-таки имела возможность всегда зарезать издание тем или другим путем.

      Такие цензоры, как С. И. Соколов и С. В. Залетов, относились ко мне хорошо, доверяли выпускать текущий дневной материал без просмотра. Такое доверие давало мне возможность раньше выпускать номер, – но тут бывали курьезные недоразумения.

      – Что же это вы нас подводите? Мы вам доверяем, а вы подводите-с!

      – Что? Где?

      – Читайте: «Гнедой жеребец Патриарх покрыл мадам Анго». Да разве это можно! Патриарх… да еще мадам Анго?

      – Это лошадь иностранная, разве я виноват, что у нее такое имя!

      – Ну так пусть пишут иностранцы, а нам не подобает. За это нам…

      – Да ведь вот и в казенном журнале «Коннозаводство», издающемся в Петербурге при Главном управлении государственного коннозаводства, так же написано. Я показал цензору казенный журнал, откуда была сделана перепечатка о Патриархе.

      – Безобразники! А еще государственное коннозаводство! – вздохнул цензор и успокоился.

      Во времена, когда я был мало известен цензуре, хроника в журнале часто черкалась цензором и происходили недоразумения и объяснения в цензурном комитете.

      Был задержан однажды выпуск номера за заметку в хронике такого содержания:

      «Ф. Ф. Достоевский купил у Л. Ф. Грабовского двух кобыл – Лютеранку и Круцяту».

      В среду я был вызван в цензурный комитет к моему цензору.

      – Это кобыла-то у вас лютеранка? Да что вы это? Я этого пропустить не могу. Ведь вы этак, пожалуй, напишите, что я – жеребец… или еще что в этом роде. Здесь я усматриваю оскорбление религии!

      Конечно, все разъяснилось,