Джентльмен-авантюрист. Джо Беверли

за то, что что напился. Ему подкидывали кусочки картины, а он никак не мог сложить их вместе.

      Она села напротив него, прямая и заносчивая.

      – Тогда и мне налейте.

      Нож торчал в столе между ними. Какое-то смутное воспоминание о дамокловом мече промелькнуло в голове Кейта и исчезло.

      Он понюхал бренди. Не из лучших, но и не скверный. Он налил на полдюйма в один стакан и подвинул ей. И столько же налил в другой. Обычно Кейт пил больше, но ей и полдюйма хватит, чтобы она оказалась под столом. Он не хотел ее напоить, только развязать язык.

      И чтобы она оказалась в его объятиях?

      Нет, в его жизни нет места подобным глупостям, но он поможет ей, если сумеет.

      Спаниель положил голову ему на колено, требуя внимания.

      – Отстань, трусишка.

      – Не будьте жестоким, – сказала она. – Тоби, иди сюда.

      Собака отошла прочь, и только тогда Кейт заметил, что у нее не хватает задней лапы. Черт побери, хромая собака вдобавок к хромой утке, хотя этой богине больше подошел бы сокол. Он поднял свой стакан и выпил, зная, что следует уйти раньше, чем он впутается в эту историю.

      Она отпила и поморщилась. Но потом снова задумчиво отхлебнула. Женщина, стремящаяся получить новый опыт. Еще один крючок в его сердце.

      – Вы назовете свое имя, мэм?

      – Нет.

      – Я вам свое назвал.

      – Я его уже забыла.

      Кейт заколебался. До Кейнингза, фамильного дома Бергойнов, меньше двадцати миль, но он предпочитал честность.

      – Кейтсби Бергойн, к вашим услугам.

      Она держала в ладонях стакан, словно чтобы согреть.

      – Кейтсби? Странное имя.

      – Это фамилия моей матери. Она из потомков Роберта Кейтсби, который возглавил Пороховой заговор с целью взорвать Якова I и парламент вместе с ним.

      – А-а, это дело Гая Фокса? Странное наследство передается в вашей семье.

      – Я тоже часто так думал, но матушка считает, что это имя свидетельствует, что человек твердо привержен своим принципам.

      – Значит, вы католик?

      – Нет, как и матушка, ее родители и бабушка с дедушкой.

      Ее губы изогнулись. В глазах под тяжелыми веками блеснул юмор. Очередной крючок в сердце. Или даже два. Чувство юмора и искрящиеся глаза. Она улыбается во время страсти, как обещают ее глаза? Это он тоже любил.

      – Я не утверждаю, что моя матушка – рациональная женщина. А ваше имя тоже вызывает неприятные ассоциации? Возможно, вы Юдифь, отсекшая голову Олоферна? Боудика, которая вела свое войско против римлян?

      Она только улыбнулась.

      – Храните молчание? Тогда я буду называть вас Гера.

      – Жена Зевса?

      – Царица богов.

      – Она царица только из-за замужества. Я бы предпочла быть Юдифью, которая действовала по собственной воле.

      – И есть человек, которого вы хотите лишить головы?

      Она отхлебнула еще бренди, но веселое настроение оставило ее. Она разглядывала нож.

      – Возможно, вашего брата? Он юрист и… игрок?

      Она удивленно взглянула на него:

      – Что заставляет вас так думать?

      – Бедность.

      – Эрон