Неразменный рубль. Ольга Леонардовна Денисова

носят) и небрежно глотнул «Жигулевского». Он бы и закурил, но «Мальборо» поберег, все же рубль пятьдесят… В кармане звенела мелочь и приятно шуршала трешка – на всякий случай, – и он решил, что на остановке купит «Родопи», просто покурить, без выпендрона.

      С Наташкой он столкнулся на повороте – она, взлохмаченная и запыхавшаяся, вприпрыжку поднималась в горку. Наверное, тоже торопилась.

      – Привет, – выдохнула она и подставила ладошку, чтобы Латышев по ней хлопнул, – они так здоровались.

      Наташка с отцом приехали во Фрунзенское на два дня раньше Латышевых, и сначала она шипела и фыркала, узнав, что Саня тоже будет спать на лоджии. Но уступать не собиралась, так же как и он. А почему, собственно, он должен был уступить? Если ей что-то не нравится, пусть сама спит в духотище! А как Латышев хохотал, когда она заявила:

      – Только попробуй подглядывать! Глаза выцарапаю!

      Она была младше его на год, переходила в девятый класс – что с нее взять? Латышев ответил, что он не в детском саду и Наташка сдалась ему сто лет. Тем более что ничего интересного в ней не было (еще бы, при таком папаше!) – одеваться она не умела, красилась тушью-плевательницей и только по праздникам, не курила и не разбиралась в музыке.

      Но потом они подружились. Именно подружились. И если в первые ночи демонстративно ложились ногами друг к другу (хоть и через ширму, а все же…), то потом, чтобы удобней и тише болтать по ночам, наоборот, поворачивались друг к другу головами. И однажды ночью решили, что будут братом и сестрой, чтобы раз и навсегда определиться в отношениях: брату с сестрой незазорно спать на одной лоджии. Чтобы закрепить их братский союз, Наташка отдала Латышеву свою серебряную цепочку, а он ей – часы, подаренные отцом.

      Это она уговорила его прочитать «Мастера и Маргариту» – напечатанную на машинке и сшитую суровыми нитками, – до этого Латышеву не случалось брать в руки самиздат. Книга эта окрасила отдых совсем другими цветами: и жара теперь напоминала Патриаршие пруды, и в лунном свете мерещились незнакомые силуэты; Латышев даже съездил в Ялту, чтобы своими глазами взглянуть на тот волнорез, на котором очнулся Степа Лиходеев.

      – Привет, сестренка, – ответил он.

      – Ты в «Крым» не идешь?

      – Что я там забыл?

      – Там «Танцор диско» сегодня. Билетов, говорят, уже не осталось.

      Латышев презрительно поморщился: индийские фильмы – это для женщин и детей.

      – Ничего себе! Откуда у тебя такое пиво? – Наташка наконец заметила банку у него в руке.

      – Да так, – Латышев равнодушно пожал плечами.

      – Дай глоточек, а?

      – Зачем тебе? – он усмехнулся сверху вниз.

      – Должна же я знать, каково на вкус импортное пиво.

      – Держи, – он протянул ей банку.

      Наташка неумело отхлебнула глоток, поморщилась, но тут же сделала понимающее лицо:

      – Здо́рово! На самом деле гораздо лучше нашего.

      Латышев согласно кивнул – не смеяться же. Неизвестно еще, кто из них смешней. Мамины слова о том, что это низко,