.

шляпу и рубашку, а Чарли оделся с головы до ног. Старик отправился спать дальше, разбогатев на сорок долларов. Он был даже доволен, что мы разбудили его в глухую ночь.

      Одетые с иголочки, мы поехали дальше.

      – Чистое у него дельце, – заметил я братцу.

      – Да уж, почище убийств, – согласился Чарли.

      – Я и сам подумываю остепениться, осесть где-нибудь. Разве у того старичка не милая лавка? Всюду лампы, новой одеждой пахнет…

      Чарли покачал головой.

      – Я бы от скуки свихнулся. Сидишь, ничего не делаешь, а эта немая снует туда-сюда: забежит в лавку, убежит, забежит – убежит… На сотый выход я бы пристрелил ее. Или сам удавился бы.

      – По-моему, мирное ремесло. Бьюсь об заклад, старик спит спокойно по ночам.

      – Да и ты спишь, как младенец, – убежденно произнес Чарли.

      – Нет, не сплю. И ты не спишь.

      – Да я сплю как убитый!

      – Ты хнычешь и стонешь.

      – Брехня!

      – Нет, правда, Чарли.

      – Брехня… – повторил Чарли и шмыгнул носом.

      Мои слова заставили его задуматься. Он захотел проверить: правду ли я говорю, но гордость не позволяла просить о помощи. Радость его куда-то улетучилась, и братец старательно отворачивался от меня. Вот так. Кого угодно можно обидеть и в любой момент. Не знаешь, когда тебя охватят грусть и печаль.

      Глава 14

      На ночь мы остановились в клоповнике на южной окраине города. Мест почти не было, и пришлось нам с Чарли против обычая заселиться в одну комнату. Сев перед умывальным тазом, я достал приспособления для чистки зубов. Чарли, который прежде не видел ни щетки, ни порошка, спросил, что это. Я ответил и показал, как им пользоваться. Сплюнул пену и, причмокнув, глубоко вдохнул через рот.

      – Очень освежает.

      Подумав, Чарли выдал:

      – Чушь собачья. Забава для дурачков.

      – Думай что хочешь. Только старый добрый доктор Уоттс обещал: если прилежно чистить зубы, в них не заведется гнили.

      Чарли предпочел остаться при своем мнении и вдобавок заметил, дескать, с пеной у рта я точь-в-точь как бешеный зверь. На это я ответил: уж лучше каждый день ненадолго уподобляться бешеной зверюге, чем смердеть, как таковая, всю свою жизнь. На этом споры о чистоте зубов закончились. Братцу же разговор о докторе Уоттсе напомнил об украденном обезболивающем, и Чарли извлек из седельной сумки пузырек и шприц. Сказал, что хочет испытать. Набрав лекарства в шприц, он вколол его себе в щеку. Чувствуя, что зелье начинает действовать, братец принялся щипать себя за щеки и корчить рожи.

      – Будь я проклят, – сказал он и жестом велел ударить его по лицу.

      Я отвесил ему легкую пощечину.

      – Ни черта не чувствую, – сказал Чарли.

      – У тебя морда обвисла, – заметил я.

      – Ударь меня еще раз, только сильнее, – попросил он.

      Я ударил.

      – Здорово, – сказал Чарли. – Давай, врежь напоследок еще разок. Чтобы – ух! – от души. Понял?

      Я наградил его шлепком с размаху, да таким, что у самого рука заболела.

      – Ну, этот-то ты почувствовал, – заметил я. – Аж волосы дыбом встали, и,