Сны из пластилина. Данияр Дулатович Касымов

рядом она была обречена «погибнуть»; словно корабль, давший пробоину и безудержно погружавшийся под воду, капитан которого ничего не в силах поделать, и даже не спасается. Поэтому последним усилием воли, почти «в прыжке», она ухватилась за эту возможность спасения. Все мысли о том, что лично для него это был шанс вывести свою профессиональную карьеру на новый уровень, пробиться в жизни, стать независимым, были на далеком втором-третьем плане, хотя именно этим она и убеждала его, да и саму себя, чтобы он не упустил улыбку судьбы. За всеми этими доводами, которые она приводила ему, за всеми фразами – «твой шанс», «твое будущее», «твоя жизнь», ее внутреннее я, ее инстинкт самосохранения, игнорированный месяцами, и восставший, словно феникс из пепла, истошно кричал: «мой шанс спасти мое будущее, спасти мою жизнь!» Она спасала себя, только себя. Она почти умоляла его уехать. Он уехал. Она снова была свободна. Грустна, но свободна. Потом и грусть прошла.

      Спустя годы, оглядываясь назад, их отношения ей казались какой-то непостижимой, почти болезненной зависимостью, – зависимостью деструктивной. Она дивилась своему бессилию тогда. Но воспоминания об их «кувырканиях в постели» ей и сейчас доставляли удовольствие; под них она порой мастурбировала. Как вспомнит, так сразу что-то екает внутри и низ живота начинает предательски ныть. Бывало, что она, занимаясь любовью с Икрамом, представляла себя с Олжасом, крепко зажмурив глаза, и боясь, как бы ее уста в беспамятстве не предали ее, произнеся его имя.

      За такими воспоминаниями о любовных утехах с Олжасом она застала себя, когда услышала, как щелкнул выключатель в зале и Икрам зашел в ванну чистить зубы.

      Решила тут же переключиться на Кейко Хана, чтобы успокоить участившееся сердцебиение. «Мать родная! Кейко Хана и здесь крайне эффективна», – зевая вовсю, подумала она. «Решающий рывок» не удалось сделать и сегодня, госпожа Хана не сдалась и на этот раз.

      – Дневник вел? – поинтересовалась она, когда кровать заиграла от плюхнувшегося в нее тела.

      – Ага.

      – Много написал?

      – Нет, как-то не шло… почти нечего было писать сегодня.

      – Бывает… Но все равно молодчина. Спокойной ночи, – уже шепотом произнесла она, притянув его к себе и напечатав поцелуй в губы, отдававшие запахом зубной пасты; развернувшись, выключила свет своей прикроватной лампы и улеглась.

      – Спокойной ночи.

      Уже сквозь сон она почувствовала сначала его руки, заключившие ее в объятия, а потом и его ноги, обнявшие ее ноги, и ей стало тепло и приятно от прижавшегося к ней сзади тела.

      * * *

      Светало. Небо затягивали хмурые, темно-серые тучи. К дождю.

      Инес отошла от окна, допивая свой кофе, мысленно перебирая в памяти виды и забавные названия облаков, игриво окрещенные в далеком детстве мамой, когда они однажды весной провели целый месяц в деревне у бабушки. То перечисление было наглядным, поскольку за тот месяц небо «посетили»