Голубика в кружке. Вера Пчелинцева

не уйду, – шепотом крикнул парень и присел на корточки. Закурил.

      Маринка постучала тихонько. Тишина. Почему-то сразу чувствуется, что в доме никого. Он не дышит. Дом ведь живой. В нем свои запахи, звуки. А здесь пусто. Маринка постучала сильнее. Опять прислушалась.

      – Ну и куда теперь? – усмехнулся провожатый.

      Маринка вышла за калитку. Притворила ее. Накинула крючок. Впору было расплакаться. Время – час ночи. К подругам идти совсем неприлично. Домой – страшно. Отчим сегодня особенно отличился.

      – Они, наверное, у Виталиных родителей, – вслух пыталась сообразить Маринка.

      – В смысле? – Сергей так и продолжал сидеть на корточках, привалившись к шаткому забору.

      Забор – слишком громкое слово для этого сооружения, через которое пешком гуляли уличные коты и собаки. Людмила все мечтала, что потом, со временем, поставит капитальный, с красивой резной калиткой, но сперва – дом.

      – Ну, дом же им не сразу достался. Когда поженились, стали жить у родителей Виталика. В дом-то они только этой весной перебрались. В нем зимой еще нельзя жить.

      – Подожди! – перебил Маринку парень. – А это где?

      – В новом микрорайоне, на Степуринской, – грустно произнесла Маринка.

      – Капец… минут тридцать еще идти… а потом домой возвращаться… – рассуждал Сергей, закуривая очередную сигарету.

      – Я сама дойду! – Марина попыталась быть смелой.

      – Ага! – усмехнулся еще полчаса назад случайный знакомый, уже казавшийся близким. – Давай только перекурим. И пойдем.

      – У меня нет… – начала было Маринка, но парень молча протянул ей пачку.

      Маринка опять открыла калитку:

      – Давай на крылечке посидим?

      Где-то залаяла собака, но так сонно и лениво, что никто ее не поддержал. Маринка вдруг поняла, как устала. Стало грустно. И захотелось плакать. Сергей будто почувствовал перемену в ее настроении.

      – Ты почему ушла? Из дома…

      – Отчим пьяный…

      – И что? У меня отец тоже пьет.

      – Он дерется.

      – А мать?

      – Он и маму бьет. Но это из-за меня. Так бы они нормально жили. Дядя Саша очень хотел детей. А у него нет. Он меня знаешь как вначале любил? Такой счастливый был. Дочка, дочка… А я не стала его папой называть. А как называть, если у меня есть папа? А потом Людка вышла замуж, и у него совсем крыша поехала.

      – Почему?

      – Он ее как дочь любит. Сам вырастил, воспитал. Ревнует очень. А мама его ревнует… Да ну их! У тебя еще осталось? – кивнула Маринка в сторону кружки.

      – Держи! – Сергей вытряхнул последнюю голубику в протянутые ладони.

      В молчании Маринка ела ягоды. Медленно. По одной клала в рот. Не спеша раздавливала языком по нёбу. Растирала. Одна кислит. Другая прям сладкая. И пахнет лесом. Вспомнила, как ходила с отцом за жимолостью. Комаров тьма-тьмущая. Мазались каким-то кремом, но он мало помогал. А потом Маринка набрела на целые заросли. Жимолость была крупнющая. Собирать легко. И ее ведерко наполнилось быстрее всех. А потом,