Немец. Юрий Костин

приходилось видеть столь унылого зрелища: нестройные колонны несуразно одетых голодных русских покорно плелись в сторону Смоленска, почти не охраняемые. Казалось, над этой растерянной толпой витал ангел отчаяния. Многие падали замертво прямо на дороге от полученных ран и нечеловеческой усталости.

      Имелись основания верить, что резервное подразделение, в котором числился дивизион Ральфа, уже вряд ли вступит в бой на московском направлении. Фюрер обещал, что еще до конца года в столице Советов пройдет победный парад германской армии. Эта уверенность подкупала, и даже бывалые солдаты, которых раздражала рассчитанная на «ум и проницательность» богемных барышень риторика фильмов Министерства пропаганды, уже начинали верить, что большевистской стране наступает капут. А вместе с ним придет долгожданный отпуск и даже (почему бы нет?) приятное путешествие домой или в итальянскую Лигурию, в милый городок Сан-Ремо, где целых два месяца стоял учебный полк, и Ральф, Ханс и еще девятьсот сорок восемь немцев ждали отправки на восток, купаясь в море и по случаю попивая домашнее итальянское вино.

      И то правда, что на контрасте с неулыбчивой русской природой нищая Италия не может не показаться райским садом.

      «Опять же, там море, – думал Ральф, пытаясь счистить веточкой налипшую на сапоги глину. – Какое там ласковое море…»

      …Никогда не забудет ефрейтор артиллерийского дивизиона баварец Ральф Мюллер той минуты, когда стоял на краю русской деревни, беззаботно мечтая о манящей солнечной Ривьере. Положив на траву винтовку и присев на лафет пушки, Ральф приготовился ждать приказа о вступлении в деревню.

      И тут-то как раз ударило. Со стороны сада обдало горячим воздухом, словно кто-то с силой распахнул дверь жарко натопленной бани. Рухнул стоявший рядом солдат, поджав под себя руки. Покатилась каска, а вокруг нее забегали фонтанчики земли.

      Ральф упал, больно ударившись коленом о камень, отполз за орудие, спохватился, что забыл винтовку, но ползти за ней так и не решился. Над головой свистели и жужжали пули, молоточками бились в лафет. Не долетая до строя, взрывались гранаты. Позади кто-то громко и отчаянно кричал, причем, наверное, очень громко, потому что от шума разрывов и беспорядочной пальбы солдат его дивизиона Мюллер почти совсем оглох. Кобура с «die Nullacht», или «ноль восьмым», как было принято называть пистолет «Парабеллум 08», не открывалась, рука тряслась. Это в «учебке» легко было выхватывать оружие из-за пояса и на спор стрелять от бедра по алюминиевому ведру… А тут опозорился Мюллер, руку боялся лишний раз вытащить из-под живота, а тело как-то само зарывалось и зарывалось глубже в коричневую калужскую грязь.

      Через какое-то время Ральф нашел в себе силы оглядеться и с удивившим его спокойствием определил, что, за исключением убитого первым солдата, потерь в дивизионе нет. И тут (надо же такому случиться!) справа, метрах в двадцати, солдат приподнялся на локте, достал гранату из подсумка, выдернул чеку, размахнулся и… выронил гранату из