Конклав ночи. Охотник. Александр Сивинских

А смысл? – спросил я. – Ты вот, Кирилыч, такой умный – аж страх берет. Всю вурдалачью историю на шесть тысяч лет знаешь, всю человеческую – на пять. Но прибытку тебе от этого ноль целых шиш десятых. Сидишь тут, как гриб, бледнеешь, плесневеешь. Ни славы, ни почета.

      – Ошибаешься, – сказал Игнатьев. – Выгода самая прямая. Спокойствие! Ты этого пока не понимаешь, потому я и говорю: ду-ра-чок! Кстати, бьюсь об заклад, если получишь то, за чем пришел, рискуешь и вовсе не дожить до понимания.

      – Спасибо, дяденька. Приму во внимание. Где она?

      – Кто она? – спросил старый крючкотвор, хитро прищурившись. – Или что? Ты все-таки уточни, тезка, чего тебе от меня нужно. А то я ведь пожилой, соображалка плохо функционирует.

      – Книга Рафли, – четко произнес я. – Кодекс высших упырей.

      – Так ведь такой книги не существует! – не очень натурально удивился Игнатьев. – Она ж на дне Океан-моря, под Алатырь-камнем схоронена. Или под Сухаревской башней Кремля? Я что-то толком и не припомню…

      – Ты покривляйся, – сказал я с угрозой. – У меня-то, конечно, терпение не безразмерное, но я Мурку приведу. Она с удовольствием твои сказки послушает.

      Игнатьев взглянул на меня с осуждением. Или с ненавистью?

      – Мне не до шуток, Кирилыч, – сказал я значительно более мирно. – Книга у тебя. Ты проболтался, когда окосел от крови того прогероиненного насквозь «торчка», которого зарезала моя росомаха. Наркотики – страшно вредная штука, старичок. Даже для высших.

      – Понятно, – протянул Игнатьев. – Ну тогда, серьезный мой, возьмешь ее сам.

      – Далеко ехать? Я на машине.

      – Машина тебе не понадобится, – усмехнулся он. – Ножками дотопаешь. А далеко или близко – это, мальчик, как получится.

      – То шутки у тебя, то загадки.

      – Никаких загадок. Сплошная диалектика. Единство и борьба противоположностей, а также переход количественных изменений в качественные.

      Он присел на корточки возле лежака для стрельбы и с неожиданной силой сдвинул его в сторону. Потом пальцем очертил на открывшемся пыльном прямоугольнике пола неправильную фигуру вроде эллипса. Пробормотал что-то и надавил открытой ладонью внутрь получившегося контура.

      С душераздирающим звуком, напоминающим стон издыхающего слона, пол, очерченный эллипсом, исчез. Из открывшегося черного проема потянуло холодом.

      – В добрый путь, тезка.

      – Мне потребуется фонарь, – сказал я, завороженно всматриваясь в этот жуткий колодец.

      – Нет. – Игнатьев покачал головой. – Либо ты идешь так, либо мы прощаемся.

      – Ох, дьявол, – сказал я.

      – Дьявол? Вполне возможно, вы встретитесь, – скверно ухмыльнулся Игнатьев.

* * *

      Какое-то время я висел на руках, набираясь решимости разжать пальцы. Глубина ямы могла оказаться любой, а переломать ноги хватит и шести метров. И даже трех, особенно если внизу набросаны какие-нибудь булыжники. Или того хуже, вкопаны заостренные колья. Мне запоздало пришло в голову