Ворон и радуга. Книга вторая. Надежда Черпинская

девочка.

      Эл не силён был в определении возраста детишек. Но, на первый взгляд, едва ли старше лет пяти.

      Сейчас она поднялась с пола и обиженно потирала ушибленную коленку, готовая заплакать. С кем она здесь, интересно? Почему никто не поспешил утешить малышку, когда её едва не раздавил этот кабан? Почему она не бежит со слезами к маме?

      Через мгновение Эливерт уже нашёл ответы на свои вопросы.

      Девочка была одна. Вне всяких сомнений.

      Она медленно побрела по трактиру от одного стола к другому, заглядывая в лица людей. Но она не искала кого-то определённого, просто ждала, что на неё обратят внимание. Но, казалось, кроме Ворона, странную малышку никто не замечает.

      Бродяжка? Скорее всего. Тёмные спутанные волосы. Голодные глаза. Она заглядывала в тарелки постояльцев «Свиного окорока» словно завороженная. Большие глазёнки сверкали как роса в лучах солнца. Худенькая, маленькая, ручки будто тонкие веточки. Ну, просто не девочка, а цыплёнок желторотый! Как её этот сраный Кед-хейл насмерть не зашиб?

      Чумазая, будто в золе валялась. Платье на ней такое несуразное, в три раз больше самой. И одеждой-то не назовешь – мешок какой-то, пыльный, страшный и огромный.

      Неужели, в самом деле, попрошайка?

      Это было сложно представить. Такая кроха, девочка, и вдруг на улице…

      Ворон помнил очень хорошо, что таких бродяжек не бывает. В ту пору, когда он сам скитался по всем подворотням Герсвальда, среди вольной стаи беспризорников девчонки попадались. Но их всегда было мало.

      Во-первых, они были слабее, и чаще гибли в жестоких уличных драках и погонях. Улица не ведала жалости. Она истребляла всякого, кто позволял себе слабость.

      Во-вторых, девочки, слонявшиеся неприкаянно по городским закоулкам, очень рано переставали быть девочками. А там, где постель, там и неизбежная беременность. Трудно выносить и родить дитя, не имея крыши над головой. Словом, мало кто из этих девчушек доживал хотя бы до двадцати.

      Второй путь вёл в бордели. Но срок жизни тамошних обитательниц был немногим дольше. И участь нисколько не лучше. Сладким и заманчивым этот путь казался лишь тем несчастным дурочкам, которые умирали в подворотнях, отдав себя задаром.

      А у таких вот малюток шансов выжить не было вовсе. Здесь, на Юге, конечно, нет таких лютых морозов, но ведь дети не только от холода гибли.

      Выживали лишь те, у кого имелись старшие братья, кровные защитники. Или о ком, по счастью, начинал заботиться кто-то из взрослых подзаборников. Но старшим, чаще всего, было не до мелкоты: себя бы прокормить, и ноги унести в случае опасности.

      Да и, если всё-таки находился покровитель, то чаще всего в такой опеке ему была своя корысть… Порой такая, что лучше уж сдохнуть сразу, быстро, не мучаясь.

      Словом, выживали только те, кто попадал на улицу уже большенькими. А крох, вроде этой малышки, улица сжирала быстро, безжалостно и беспощадно.

      Вот поэтому сейчас Эливерт с удивлением разглядывал эту пигалицу, гадая, как она здесь оказалась. «Зачем» – не гадал, и так было