Веретено Судьбы. Валерий Капранов

лет… – слова Людвига улетели в высокие своды холла, и замок ответил ему тихим эхом. – Как будто всего один день прошёл. А здесь всё по-прежнему. Так ничего и не изменилось.

      – Так точно, милорд, – в голосе Себастьяна звучала покорность и уважение к высокопоставленной особе.

      Жак с Жаном оглянулись на голос слуги и удивились. Теперь они видели в помещении замка совсем другого человека. Без дождевика с капюшоном, под которым было не разглядеть лица, из привратника он преобразился в высокого, статного дворецкого. В безупречном чёрном костюме, рубашке с накрахмаленным до хруста воротником, с галстуком цвета спелой сливы, и в белоснежных хлопковых перчатках. Ему было, лет семьдесят. А, может, больше… Но, держался он очень бодро и уверенно.

      За годы, проведенные в приходском приюте – практически в полной изоляции от остального мира, мальчикам не так часто приходилось бывать за монастырскими стенами. Общение с незнакомыми мирскими людьми, можно было назвать, эпизодическим. Кроме мальчиков – таких же сирот, как и они, из взрослых, служителей церкви, – монахов послушников, воспитателей и прислуги, можно было насчитать, душ не более десятка. Те из них, кому перевалило за шестой десяток, по осанке и признакам состояния здоровья – с Себастьяном и рядом не стояли. Мальчикам импонировало то достоинство, с которым он держался, перед бароном, чей статус был несоизмеримо выше. Но при этом, он был учтив и сдержан. Словом, Себастьян им очень понравился и пришёлся по душе. С этого мгновения, они прониклись к нему доверием и уважением.

      – Над этим местом, время не имеет власти, – осмотрев помещение, взгляд Людвига остановился на дворецком. – Да, и ты, всё такой же – не стареешь, не меняешься. Это не комплемент, Себастьян. Просто сухая констатация факта.

      – Вы очень добры, милорд, – Себастьян, по-военному, щёлкнул каблуками и поклонился в соответствии с этикетом. – Замок Штайнерхольм, всегда рад своим старым постояльцам. Какие будут распоряжения на сегодняшний вечер?

      Барон заложил руки за спину и неспешным шагом проследовал к камину. На ходу, голосом в пол тона, он отдал распоряжения:

      – Покажи мальчикам их комнату. А после, накорми, – во внутреннем кармане его пиджака раздался едва уловимый слуху зуммер.

      Барон вынул тонкий, плоский телефон, с мерцающим экраном, быстро пробежался взглядом по строчкам сообщения. При этом, он ни на секунду не прервался. Указания продолжали слетать с его уст, сухими, короткими фразами. Такая манера речи присуща аристократам и высокопоставленным особам – призвание которых, заключается в том, чтобы повелевать.

      – Сегодня вечером всё будет скромно и обыденно. Никакого фарфора и серебра, – Людвиг Фон Эффенбах устроился в кресле у камина, закинул ногу на ногу, поднял руку и принялся любоваться, как отражаются в его перстне языки пламени, трепещущие в жерле очага. – Ужин не нужно сервировать в столовой. Отныне и впредь мальчики будут есть на кухне. Немного спартанской скромности им не повредит.

      – Как