Отзовусь плохо. Анастасия Сергеевна Барабошкина

жизнь. Гоша улыбнулся – а не зря в школе учился, раз эту фразу помнит.

      – Ты чего улыбаешься, Гош? – Светлана Петровна встала, чтобы поставить еще воды для чая, и оглянулась на сына.

      – Задумался, ничего серьезного.

      – Случилось что? Ты скажи, мы с матерью не всесильные, но, может, как-нибудь и поможем. – На него посмотрел и отец после взгляда матери в спину Михаила Юрьевича.

      – Да ничего, устал просто немного.

      – Правда что, зря я чайник поставила. Давайте поскорее спать ложиться, одиннадцать уже, наверное.

      – Не суетись, успеем, – отец откинулся на спинку стула.

      – Я сейчас приду. – Леха встал из-за стола, пошел в сени, надел куртку и со скрипом двери вышел на улицу.

      – Дверь прикрой – дует. – Крикнул Михаил Юрьевич. Но Леша уже скрылся за пределами крыльца.

      – Я закрою. – Гоша тоже встал, накинул куртку, вышел в звонкую прохладу вечера и прикрыл дверь. Пахло травами, тянуло запахом ужина и тепла из дома, при этом сердце щемило от догорающего за березами заката. Гоша пошел по участку, чтобы найти Леху. Леха стоял за домом в сумерках и курил.

      – Так и не скажем отцу. Почти десять лет молчим. – Сказал Гоша и тоже закурил.

      – Ну а что ему от этой информации? Лучше точно не станет. Сколько его помню, он не пьет и не курит, а мы не оправдали его. И выпиваем, и курим, да и вообще, непутевые какие-то мы с тобой, Гош. Отец прав, я какой-то проституцией занимаюсь, придумываю рекламу корма с говорящими кошками, ролики про йогурты, от вкуса которых мужики с ума сходят и семьи сплачиваются. Бесполезно это, просто одни снимают и отмывают для других, все между собой, уже даже люди на этот бред не ведутся. Глупых, конечно, всегда хватает, но и для их тупости предел есть. Предел, наверное, везде есть, надеюсь, что и мы ногами в землю хоть упремся под конец жизни. – Леха посмотрел на верхушки берез и затянулся.