Когда заговорили пушки. Олег Белоус

верный Алексашка геройски подбоченился, – голова обвязана тряпкой, вчера гонялся за отрядом восставшей чухны во главе с помещиком. В сабельном поединке лично срубил немца хотя и заработал царапину. Авантюриста даже смерть не брала…

      – Ну? – спросил царь наконец. – Что скажете, господа фельдмаршалы? Что делать будем? Пойдем навстречу Карлу или в осаду садится станем?

      Петр застучал ногтями по столу, щека подергивалась.

      – Я так думаю, – лениво произнес Головин, – армия у шведов преизрядная и сам Карл полководец не из последних. Вот наши союзники, – он бросил взгляд на непроницаемое лицо Петелина, – пытались забросать супостата гранатами и минами зажигательными и что? Сгорело малое число корабликов, но армию он все же высадил! А теперь они нам не помощники, пока припас не подвезут… – помедлив, добавил, – Надо в крепости ждать шведа. Подтянуть войска, подождать пока союзники припасы подвезут и тогда давать шведу баталию.

      – В крепости хлеба совсем мало, без подвоза голодать станем. Швед перед тем как сдаться весь пожог, – покачав головой произнес Шереметьев, – Реки только-только вскрылись и подвести не успели. В осаде не высидим.

      Петр, откинувшись, глядел остекленевшими глазами на доверенных помощников. Они молчали.

      – Хлеб чтоб был… Сами виноваты, что по зиме мало подвезли. Ежели не хватит, спрошу. Вешать буду…, – сквозь зубы произнес царь.

      Над столом повисло тягостное молчание, лишь муха с жужжанием вилась над лампой, опалив крылышки упала на стол.

      Меньшиков кашлянул, привлекая к себе внимание, глаза наглые. Невместно сидеть фельдмаршалам с человеком низкого происхождения, но царь указом «Табель о рангах» еще зимой 1692 года повелел ценить человека не по происхождению, а по заслугам перед государством. Только доблестью на поле боя возможно выгрызть прочное положение в высшем обществе, милость царева слишком непостоянна. Водил он конные полки преизрядно и лихо, чем заслужил несмотря на младые годы и происхождение звание драгунского полковника. Приходилось терпеть.

      – Садится в осаду смерти подобно, – в азарте размахивая рукой словно он ею врагов рубил, свирепым от негодования голосом произнес Меньшиков, – Сие предложение есть позор!

      Головнин густо покраснел, но сдержался и произнес с иронией:

      – Позор? Что же позорного в сидении в осаде?

      – Трусость и измена! Этим мы отдаем инициативу в руки супротивника, а стало быть, и победу! Войск у нас в Риге поболее чем у Карла, обучены мастерградцами преизрядно. А ляхи уже сидели в осаде. Шведы забросали сверху гранатами Эльбинг и взяли крепость штурмом. Так какой прок прятаться? Ежели затевается что противное интересам и чести русского царства, каждый обязан возвысить голос против! Не совещаться нужно, а драться!

      Шереметьев одобрительно стукнул кулаком по столу. Удачная баталия спишет все неудачи, и царь простит за промах с мастерградским складом.

      Головнин вскочил с кресла, лицо покрыто гневными пятнами, обратился к Петру:

      – Я