Пойди туда, не знаю куда. Книга 2. Птичий язык. Александр Шевцов (Андреев)

тоже ведь немало сказано. Иногда о нем говорят, как о просторе, и не очень понимают, что переживают при этом именно воздух Руси. И когда дым отечества нам сладок и приятен, это тоже переживание русского воздуха. Иногда же вообще не связывают свои чувства с воздухом, например, говоря о воле. Но стоит сказать: «Воля вольная!» – и ты видишь огромный простор, заполненный воздухом, в котором гуляют ветер, пули и сорви-головы!

      Это все очевидные вещи. Но даже когда мы чувствуем, что нам охота летать, мы говорим о власти над воздухом!

      Что же касается огня, то к нему, как и к самой Матушке-сырой-земле отношение двойственное. Когда крестьянин из Нечерноземья России говорит, что земля у нас неплодная, в его словах такая же горечь, как и в душе. Но нельзя сказать, что там меньше любви к ней. Так и с огнем!

      Кто же не знает, сколько горела Русь! В этих пожарах гибло все, что удавалось накапливать: города, библиотеки, достигнутые возможности. Очень трудно последовательно накапливать качество, если чуть ли не каждый год приходится бросать то, чем занимался, и браться за топор, чтобы строить заново самые простейшие основы жизни…

      Однако смотреть в огонь в камине – совсем не то же самое, что смотреть в него в костре или на пожаре. Вид усмиренного и прирученного огня порождает совсем иной склад ума, чем вид той его части, которая в любой миг может вырваться и стать стихией. Когда часто стоишь перед ликом стихии, приспосабливаешься и сам становишься чуточку стихиальным. Мир предъявляет требования, а гибкие человеческие существа меняют себя, чтобы выживать в таком мире.

      Когда долго смотришь в огонь, он начинает смотреть в тебя. И если ты ему нравишься, он может с тобой говорить. Многие сошли от этого с ума и стали деревенскими дурачками. Раньше таких на Руси было много, потому что огонь был одним из богов, потрясающих воображение первобытного человека. Сейчас огонь кажется усмиренным, и потому не вызывает прежних чувств. Мы перестали ощущать себя странниками, очарованными огнем…

      Почему странниками? И почему странник может быть очарован огнем, а, скажем, не дорогой?

      О, это надо объяснять! Ведь надо? А раньше не требовалось, раньше это было очевидно. В древности люди были так очарованы огнем, что могли целые вечера сидеть, глядя в него. И им открывалось, что огонь не един. Огонь состоит из жара и пламени. Жар сжигает, а пламя холодное, и в него можно войти. Огонь соединяет все миры. Есть огонь на земле – это костер, печь и пожар. Есть огонь в небесах – это солнце. Есть огонь в поднебесье – это молния. И есть даже черный огонь под землей.

      Как огонь может проникать сквозь границы миров? Это открывается тем, кто способен долго смотреть в огонь умственным взором. Кроме жара и пламени в огне есть еще одна часть – дуличь. Она не горячая и не холодная, она пронизывающая и порождающая движение. И она связывает все со всем, и всех со всеми. Но не все ее видят, а потому чувство сродства теряется меж людей.

      В этот раз огонь сердца так гнал Нетота, что он не смог ждать и пришел к своему Учителю воздушной дорогой, пролетев над всеми теми тропами, которыми ходил по болоту. Но чем тщательнее он старался повторить изгибы тропок и дорожек внизу, тем больше накапливалось ощущение, что над земляной дорогой тянется невидимая стена или струя, которая, если в нее попасть, обжигает.

      Когда он вошел в кабинет Учителя, тот, как всегда, ждал его за столом.

      – Да ты загорел! – воскликнул он, улыбаясь и усаживая за стол. – Ну и каково это ощущать себя обожженным невидимым огнем?

      Пища наша

      Учитель кормил Нетота, предлагая ему разные блюда:

      – Мяса? Вареного или копченого? Приправку положить? Вот с хренком. А вот с горчичкой. А такую ты не пробовал? Это из сыра сделана… Ты сыр будешь?

      – Буду!

      – Тогда не ешь мясо, сыр надо есть на чистый желудок. Чтобы вкус не перебивать. Сыр – вещь тонкая! Смотри, сколько тут у нас сыров. Если испортишь себе вкус мясом, не распробуешь сыры. Вот обычный, деревенский. В сущности, не сыр, а творог. А вот козий. Овечий. Вот с плесенью…

      – С плесенью?!

      – О, это не та плесень! Это съедобная плесень, она дает особый привкус и улучшает переваривание…

      – Как плесень может улучшать переваривание?!

      – Ты же охотник! С чего волк начинает есть кабана или лося?

      – С брюха.

      – Верно. Почему? Потому что он сам растительную пищу переваривать не может, а она нужна. Поэтому он сначала ест растительную пищу, переваренную другим животным, которое умеет ее переваривать…

      Тут он вскинул голову, словно прислушиваясь, поднялся и пошел к окну. Как только он распахнул створки, в окно влетел Крук, грохнулся на стол и сходу принялся клевать сыр с плесенью, косясь на Нетота.

      – Привет, – сказал Нетот, но Крук лишь буркнул в ответ что-то невнятное.

      – Вот-вот! – воскликнул учитель. – Ты знаешь, сколько лет живут вороны?

      – Сотню, – ответил Нетот.

      Учитель что-то