Частный случай. Филологическая проза. Александр Генис

университете Довлатов не задержался. Сергей писал, что на экзамен по немецкому он пришел, зная на этом языке только два слова: Маркс и Энгельс.

      3

      Любуясь загадочностью нашей природы, Довлатов признавал только тайну, которая была рядом. Он не слышал о Бермудском треугольнике, не читал фантастики, не интересовался переселением душ и не заглядывал в рубрику гороскопов, хотя и придумал ей название – «Звезды смотрят вниз». Довлатов пожал плечами, когда я написал статью о снежном человеке. По-настоящему таинственными Сергею казались не снежные люди, а обыкновенные. Например, его сосед, которого он описывал как «загадочного религиозного деятеля Лемкуса».

      Честно говоря, ничего загадочного я в нем не видел. Обычный человек, приветливый, тихий, услужливый. Устроил довлатовскую дочку Катю в летний баптистский лагерь. Когда мы, заготовив шашлык, приехали ее навестить, он просил нас из уважения к религии выпивать, спрятавшись за дерево. Но для Довлатова не нашлось подходящего ствола.

      Лемкус был энергичным литератором. Вместе со всеми нами он печатался в журнале Перельмана «Время и мы». Рассказы его не отличались от многих других, но у Довлатова они вызывали тяжелое недоумение. (Наверное, с непривычки. Я приехал раньше него и успел поработать в газете, где ядерную авиацию называли «нуклеарными бомбовозами».) Сергей не мог понять, что значит «розовый утренний закат напоминал грудь молоденькой девушки». Меня больше смущало название другого рассказа: «Задница, которая нас погубила».

      Помимо изящной словесности Лемкус занимался журналистикой. В частности, издавал газету «Литературный курьер». В ней он напечатал интервью с только что приехавшим на Запад Аксеновым. Первые слова Василия Павловича звучали в записи редактора так: «Я скучаю за Москвой, за друзьями».

      Лемкуса выделял успех не на литературном, а на религиозном поприще, чего, надо сказать, в эмиграции не любят. Считалось, что неофиты ищут не духовной, а материальной выгоды.

      В период кошерного «Нового американца» наш научный обозреватель носил в пиджаке два Ветхих Завета – один в левом кармане, другой в правом. Бахчанян сказал по этому поводу: «Носится, как дурак с писаной Торой». Однако его все равно выгнали, и он, оставив иудаизм, стал эсперантистом. Так что дивиденды вера приносила сомнительные. У баптистов, правда, по воскресеньям кормили, но только тех, кто крестился.

      Лемкус тем не менее сумел преуспеть. В перестройку он напечатал в Москве статью в защиту Христа за подписью «Редактор трансмирового радио». Я не понял, идет речь о межпланетной или трансцендентной связи, но сразу подумал о проницательности Довлатова, который считал Лемкуса загадочным еще тогда, когда тот всего лишь «звонил с просьбой напомнить отчество Лермонтова».

      4

      Люди у Довлатова, как точно заметил Леша Лосев, «больше, чем в жизни».

      Лосева я называю так не из фамильярности (за двадцать лет мы не удосужились перейти на «ты»), а чтобы избежать путаницы. Дело в том, что раньше он