Слепой. Антикварное золото. Андрей Воронин

в Москве предметов, связанных с раскопками древней Трои! Она даже заподозрила, что кто-то готовит почву для грандиозной махинации, однако факс был подписан подполковником МУРа, который, в свою очередь, ссылался на мнение Петра Самсоновича Степаниди – человека, при всех его многочисленных недостатках, знающего и опытного.

      Ирина позвонила генералу ФСБ Потапчуку, который к тому времени уже вернулся в Москву, и Глеб Сиверов не успел, что называется, лба перекрестить, как очутился в этом подземелье – в красном резиновом комбинезоне со светоотражающими нашивками, в пластмассовой каске и с фонарем, который ему не столько помогал, сколько мешал.

      У пролома в кирпичной стене они ненадолго задержались: господа сыщики разглядывали и фотографировали брошенную здесь кем-то кувалду – почти новую, если не считать нескольких пятнышек ржавчины, уже появившихся на увесистой чугунной головке. Рыжий Егоров тянул своего конвоира вперед, как рвущаяся с поводка охотничья собака, – видимо, ему хотелось поскорее привести всю компанию на место, доказать правдивость своих показаний и покончить с этой неприятной историей. Глеб шел за ним, гадая, хватит ли у подполковника Ромашова совести не пытаться повесить на этого клоуна еще и убийство. Он присмотрелся к Егорову. Тот выглядел взволнованным и явно с трудом держал себя в руках, но его, похоже, еще не били. Значит, Ромашов на самом деле верит, что рыжий диггер не совершал ничего противозаконного – кроме, естественно, прогулок под землей, на которые московская милиция с некоторых пор смотрит довольно-таки косо…

      Сводчатый коридор, в котором они очутились, по одному протиснувшись в пролом, был сверху донизу выложен кирпичом. Кирпич был красный, узкий, гладкий, отлично обожженный и превосходно сохранившийся – сразу видно, что старинный. Об этом же говорило и безупречное качество кладки.

      – Умели же строить в старину! – завистливо протянул конвоир Егорова, обирая с оттопыренных ушей клочья пыльной паутины и разглядывая исчерченный затейливыми узорами копоти свод. В ботинках у него хлюпало и чавкало – по дороге им пришлось переходить подземный ручей.

      – Да уж, раствор в карманах со стройки не уносили, – согласился молодой опер, на шее у которого висел цифровой фотоаппарат в водонепроницаемом чехле.

      Он остановился и сфотографировал оттиснутое на кирпиче четкое клеймо с фамилией фабриканта и датой: «1843».

      – Не отвлекаться, – буркнул Ромашов и, поддернув рукав резиновой куртки от армейского комплекта химзащиты Л-1, посмотрел на часы.

      Они шли подземными коридорами уже без малого два часа, продвигаясь не столько вперед, сколько вниз, – спускались в какие-то вертикальные шахты, протискивались в узкие колодцы, на животе сползали в неровные проломы, промоины, провалы, оставляя над собой многие метры изрытой тоннелями и коридорами почвы. Метро они перестали слышать уже давно; первое время один из оперативников Ромашова поминутно сверялся с какой-то картой –