Нашествие арабуру. Михаил Белозеров

так не может быть, – не согласился Натабура.

      – Ну хорошо. Тогда получается, что если я сказал истину, то она все равно ложна.

      – Ложна, – согласился Натабура.

      – А если она ложна, то согласно смыслу моей фразы, что она не ложна, и в силу вступает закон исключающего третьего, то есть она истинна.

      – Да, сэйса, – кивнул Натабура, сбитый с толку.

      – А это значит, что мое высказывание о ежике может быть одновременно ложно и не ложно.

      – Здорово, сэйса! – согласился Натабура.

      – Ну идите, – Акинобу остался довольным.

      Они вернулись к костру и стали вертеть в руках мшаго. Тяжелая была вещица. По объему небольшая, но тяжелая – даже для веера. Правильно, подумал Натабура. Рукоять и должна быть тяжелой, ведь луч ничего не весит. Таким мечом не особенно и порубаешь – руку вывихнешь, а тяжелая рукоять уравновешивает. Но все равно получается, что мшаго не сбалансирован. Как же им драться? Одно дело распороть брюхо иканобори, а другое дело помериться силой с арабуру, тоже вооруженным мшаго.

      – Ты вот эту штуку крутани, – посоветовал Язаки.

      Штукой он назвал то, что в рукояти катана именовалось касирой. Натабура покрутил ее. Касира три раза щелкнула, но ничего не произошло. Зато, там где должен быть клин мэкуги, наличествовала кнопка. Натабура нажал на нее, и произошло следующее: веер мгновенно свернулся, а вместо него из рукояти выскочил луч, но не бордовый, а чисто белый. Мшаго тихо загудел, казалось, он ищет противника, в которого можно впиться и выпустить кишки.

      – Хоп!.. – с восторгом воскликнул Натабура.

      Язаки, выпучив глаза, произнес:

      – Ух, ты-ы-ы…

      Натабура покрутил касира – цвет луча поменялся на желтый, затем стал бордовым.

      – Понял? – спросил Натабура, ничего не поняв.

      – Понять-то я понял, – чуть-чуть оторопело, согласился Язаки, – но зачем три цвета?

      – Не знаю, – честно ответил Натабура.

      Он так же, как и Язаки, испытывал почти детский восторг. С Язаки не надо было хитрить. Язаки был просто другом. Он был ясен, как яблоко на ладони, немного с фанфаронством, с бахвальством. Ну иногда врал от восторга, но без злого умысла, по-мальчишечьи глуповато, а в общем-то, безобидно, просто от избытка молодости.

      – Это для того, чтобы с разными противниками драться, – показав один глаз из-под дерюги, объяснил Баттусай. – Бордовый – он против железа, а самый светлый и человека запросто возьмет.

      – Откуда ты знаешь? – живо сверкнул глазами Язаки.

      – Видел… – проворчал Баттусай, переворачиваясь на бок.

      Ну не нравился ему Язаки, не нравился. Больше его ничего не интересовало. Он знал, что Натабура и учитель Акинобу все сделают правильно и что можно спокойно спать до самого рассвета.

* * *

      Утро наступило как всегда росистое и холодное. Натабура проснулся оттого, что Афра положил ему морду на грудь – мол, вставай, хватит валяться. Еще не открыв глаз, Натабура почесал пса за ухом, и у того внутри что-то ожило и запело.

      На все лады звенели комары, паутина меж кустов сверкала