.

создание турбобура, совершенно необходимого в 1950-е годы для бурения нефтяных и всяких других скважин. Константин Константинович получил патент, были проведены промышленные испытания, после чего стало ясно, что он – бесспорный кандидат на Сталинскую премию. Его начальник тут же предложил ему соавторство, Константин Константинович отказался. Тогда испытания были прекращены, в проект внесены незначительные изменения, с которыми он и был заново запатентован, чтобы начальник Константина Константиновича получил премию первой степени и массу всяких преимуществ. А Перевозниковы продолжали жить в каморке в деревянном двухэтажном бараке, которыми в 1930-е годы было застроено Измайлово. Им предлагали еще и соседнюю комнату, но Ариадна Павловна, привыкшая к советской жизни, сказала: зачем нам вторая? Советский демагогический аскетизм для народа (вплоть до нищеты) успешно эксплуатировавший идеалы «Черного передела», был близок всем Перевозниковым.

      Главным в их жизни были не комнаты и, может, даже не изобретения, главным была память о сыне – моем дяде Игоре, погибшем на фронте. По-моему, он был лет на десять моложе мамы, родился в 1918-м, а году в 1938-м был призван в армию. Попал в войска НКВД – выбирать тогда не приходилось – в конвоирование поездов с заключенными. Будучи интеллигентным мальчиком из народнической семьи, сразу же начал передавать письма зеков домой, кому-то отдавал свой паек и пытался как-то помочь. Довольно скоро его в этом изобличили. Но началась финская война, и он был отправлен на фронт, кажется, были еще не штрафные, но стрелковые ударные батальоны. На этой войне он несмотря ни на что выжил. Но вскоре началась большая война. В 1942 году он оказался в Севастополе по-прежнему в составе полуштрафного батальона. Кого-то из его товарищей ранили, еще была связь с большой землей и, попав в московский госпиталь, тот привез Ариадне Павловне письмо от Игоря. Он писал, что положение их безнадежно, все, кто могут, – бегут или прячутся в крымских пещерах. Ариадна Павловна успела ему ответить. Она мне показывала свое письмо – треугольник, где в первых же строках было написано: «Если ты побежишь – ты мне не сын». Из Севастополя, как известно, и обычные соединения большей частью вывезти не удалось, а уж о том, чтобы вывезти штрафников никто и не думал. Месяца через два Ариадна Павловна получила похоронку на сына, а еще через месяц вернулось так и не доставленное Игорю, но уже прошедшее военную цензуру ее письмо, где цензор красными чернилами подчеркнул эту фразу и написал размашисто: «Вот настоящая мать». После смерти Ариадны Павловны (я был в тюрьме) тетка уничтожила сотню приглашений на свадьбы и дни ангелов и все ее письма, зная, что то самое было среди них. Я думаю, она была неправа, но для нее это был тоже безвозвратно ушедший мир. У меня есть фотография: прижавшиеся друг к другу трое молодых людей – Игорь, тетка и мама. Уходящее молодое поколение русской интеллигенции (все – единственные, последние дети), объединенное сохраненной ими в кровавой советской жизни памятью отцов и чувством высокого достоинства.

      Перед