Страстотерпицы. Валентина Сидоренко

есть у тебя?

      – Ну а ты как думаешь…

      – Правильно! Выкормила тебя, бугая. А потом бы следа не нашла…

      – Это ты зря. Я еще сто лет жить буду…

      Поднялись на берег. Он сразу упал на траву, раскидал руки, глядя в небо. Загорелая кожа его еще ознобно рябила, но грудь дышала ровно. Она присела рядом, оттягивая на колени мокрый подол платья.

      – Хорошо. А? – сказал он. – Нет, хорошо! – Где-то неожиданно и глухо затукала кукушка, и оба они навострили уши, высчитывая.

      – А ты говорила! Еще, еще, еще, – подстегивал он кукушку, рассмеялся, и она рассмеялась за ним…

      – Ты деревенский? – спросила она.

      – Из Мишелевой, – подтвердил он.

      – Чего здесь делаешь?

      – Купаюсь…

      – Каждая голова свой камень ищет.

      – Мой камень далеко-о!

      Она улыбнулась ему, он ответил тем, что провел пальцем вверх по ее ноге. Это ей не понравилось, он понял и, отвернув голову, неожиданно и неправильно пропел: – Раз увидишь – больше не забыть… Слушай, я до Шаманки хотел сплавать. Там такой пляж! Пляжик что надо!

      – Ну и что ты там делаешь?

      – Ворон считаю, – спокойно ответил он. – Что там больше делать. Там лес горелый, воронья много!

      – Ну давай, считай. Сколько же времени сейчас?

      Он развел руками – мол, счастливый, – сам сказал:

      – Рано еще. Давай сплаваем до Шаманки?

      – Сейчас! – в тон ему спокойно усмехнулась она. – Вот посижу только немного.

      – Ну посиди. Я подожду.

      Трава была теплой, шуршала под пятками. Разошлась дымка на реке, успокаивались перед жарою птицы. Грохнул и прокатился выстрел. Анна вопросительно посмотрела на него, он махнул рукою – так. Балуется кто-то.

      – Ну дак что, поплыли?

      Она не ответила.

      – Боишься?

      – Сам ты боишься. До Шаманки не доплыл.

      – Это я тебя увидел. Не смог мимо…

      – Бабушке своей расскажи…

      – Ты, наверное, воду-то только из-под крана видишь.

      – Ну уж до Шаманки-то доплыву…

      Она не боялась его. Сработала, как это редко, но бывает, память на «своего» человека. Было в нем что-то легкое, мальчишеское, забытое ею в городе. Наверно, таким стал брат Андрейка. Анна вспомнила, что этим летом она еще не купалась, хотя с самого открытия лагерей они ездили мимо таких рек и речек. Как-то хотела искупаться в заливе, но Олег отговорил, да и времени было мало, два-три спектакля в день с переездами. К вечеру себя не чувствуешь и ничему не рада. Анна вздохнула, со спокойной решимостью расстегнула платье на груди, сняла его через голову, осторожно развесила на куст, чтоб подсохло, и, немного стесняясь городской вялости своего тела, пошла к воде. Она шла напряженно, неестественно, показалось, что парень идет вслед, оглядывая ее, но, уже вступая в воду, обернулась, увидела, что он еще стоит наверху спиною к ней и смотрит в перелесок.

      – Ну, ты идешь? – капризно спросила она.

      – Конечно, – спокойно ответил он и, не