Маленькая повесть о любви. Ульф Старк

лась такая суровая, какой не помнили даже старожилы. На улице у людей изо рта вырывались клубы белого пара. По дороге в школу сопли в носу превращались в лед и оттаивали только ко второму уроку.

      Я поставил папу на полочку над камином, чтоб ему было тепло. Вернее, его фотографию. На голове у него была дурацкая форменная фуражка, а во рту – трубка. Заметно было, что он старался выглядеть веселым.

      – Все будет хорошо, – сказал я, – скоро ты вернешься домой. Вот увидишь.

      Он ничего не ответил.

      Но я все равно продолжал с ним разговаривать.

      – A еще я знаю, что подарить тебе на Рождество, – сказал я, чтоб его подбодрить.

      Я поставил рядом фотокарточку мамы, для компании. На ней мама улыбается, потому что знает: у нее в животе есть я.

      Мне показалось, что у папы дрогнул уголок рта.

      – Осторожней, не вырони трубку, – сказал я.

      – С кем это ты разговариваешь? – спросила мама из прихожей.

      – С папой.

      – Замечательно, передай ему, чтоб поскорей приезжал домой.

      Она вошла в комнату и поцеловала меня в лоб. На ней были черные ботинки на шнуровке и форменная куртка с металлическими пуговицами. Мама устроилась работать кондуктором трамвая, чтоб мы могли сводить концы с концами.

      – Смотри не опаздывай в школу и не перетрудись потом, – улыбнулась она.

      – Ладно, но мне сначала надо кое-что сделать.

      Я пошел в гардеробную. Свет зажигать не стал, просто оставил приоткрытой дверь. Там внутри было слышно, как в вентиляционной трубе свистит ветер. На полу стояли папины выходные туфли, готовые заскользить по паркету в такт музыке, как только папа их наденет. Над ними висел папин праздничный костюм, темно-синий в светлую полоску. А на полке лежала шляпа и ждала встречи с пахнувшей туалетной водой папиной шевелюрой.

      Стоило мне прищуриться, и в полутьме я словно бы видел папу, всего целиком.

      – Хочешь, я открою тебе один секрет? – прошептал я.

      – Конечно, хочу, дружище, – труба прошелестела папиным голосом.

      – Я влюблен в Эльзу из нашего класса.

      – Ох, – отозвался голос в трубе, – любовь – большое слово.

      – Знаю. Ну, тогда немного влюблен. По крайней мере, я о ней все время думаю. А если посмотрю, меня бросает в жар.

      – Может, это и хорошо в нынешние холода.

      – Только никому не говори! Кроме тебя никто об этом не знает. Даже Оскар. Тем более Эльза.

      – Я не проболтаюсь, – пообещал папа.

      – Точно?

      – Буду молчать, как партизан!

      Мне показалось, что между шляпой и костюмом промелькнула невидимая улыбка. Я не сомневался: папа не выдаст моей тайны врагам.

      – Ну пока, я должен бежать. У нас сегодня контрольная по арифметике, и опаздывать нельзя.

      – Ясное дело, беги. Удачи!

      И голос в трубе затих.

      Хорошо, что я поговорил с папой. Пусть даже это был всего-навсего шум ветра в трубе. Папа понял, что моя любовь – это всерьез, и не разговаривал со мной как с маленьким.

      Глава 2. Контрольная (по любви)

      Я слышал, как сопел Оскар у меня за спиной. Он был моим лучшим другом. И ненавидел математику. А у меня наоборот – это был любимый предмет. Я уже решил все примеры и не спеша сложил в пенал линейку и ручку. Потом взглянул на Эльзу и меня бросило в жар.

      Она сидела на соседней парте, уткнувшись в тетрадку, и, нахмурившись, покусывала кончик ручки, словно ей не удавалось решить задачку.

      И чего я в нее влюбился? А не в Ингрид или Анн-Мари, например? Многие считали, что они симпатичнее. Да и они сами так думали, потому что выглядели точь-в-точь как девицы из девчачьих журналов. Эльза же была крепышка, с копной рыжих волос, которые торчали во все стороны, словно наэлектризованные. К тому же говорила в нос.

      И все равно, в жар меня бросало только от нее. Почему?

      Конечно, она могла пройти на руках по бревну в спортзале. Могла с мальчишками наравне помериться силой рук. Один раз уложила Конрада, который считал себя самым сильным в классе. С тех пор он ее терпеть не мог. Утверждал, что поддался, потому что она девчонка. Но никто ему не верил.

      Хотя, конечно, мне она нравилась не поэтому.

      Это невозможно объяснить.

      Я посмотрел на нее еще разок, проверить, не упустил ли чего. Взгляд мой скользнул с копны волос на тетрадку.

      Я сразу же увидел, где у нее была ошибка, и понял, почему она волновалась. У нее не получался пятый пример. На простое деление.

      Вырвав листок из тетрадки по арифметике, я написал: Пример 5 = 308. Потом сложил его в виде конвертика, словно поздравление с Рождеством. Я даже нарисовал ноль немного похожим на сердечко, но не слишком,