Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929. Юрий Фельштинский

идеализма» или «скороспелое поповство», автор признавал научную ценность достижений формализма и обращал внимание только на наиболее полемически заостренные тезисы литературоведов В.Б. Шкловского и Р.Я. Якобсона (ставшего позже языковедом всемирного класса). Чуть позже во время полемики Шкловский осмелился бросить по адресу Троцкого дерзкие слова: «У вас армия и флот, а нас четыре человека. Так чего же вы беспокоитесь?»[76] Кроме Шкловского и Якобсона речь шла о поэте и лингвисте А.Е. Крученых. У самого Шкловского из-за этой фразы возникли тогда проблемы с ОГПУ, которое поставило его на контроль. При случайной встрече с Троцким Шкловский не нашел ничего более подходящего, как попросить «дать ему что-нибудь, с чем он мог бы ходить спокойно». Троцкий будто бы написал ему записку: «Такой-то арестован мною и никаким арестам больше не подлежит»[77].

      Многие разделы и фрагменты книги Троцкого были посвящены творчеству отдельных писателей (С. Есенина, Вс. Иванова, В. Маяковского). С Есениным Троцкий познакомился летом 1923 г. Нарком произвел на эмоционального поэта самое великолепное впечатление. Есенин даже называл Троцкого «идеальным типом человека»[78]. Троцкий, видимо, тоже тепло относился к Есенину. 20 января 1926 г., после гибели поэта, он опубликовал в «Правде» и «Известиях» глубоко сочувственную статью «Памяти Сергея Есенина», в которой пытался объяснить, обусловить и оправдать крестьянские интонации в лирике поэта, его отчаяние в связи с разрушением сельских идеалов, приведшее к самоубийству. Первые и последние строки статьи Троцкого были проникнуты неподдельным чувством горя, обычно не свойственным большевистским руководителям, да и не слишком характерным для самого Троцкого: «Мы потеряли Есенина – такого прекрасного поэта, такого свежего, такого настоящего. И как трагически потеряли! Он ушел сам, кровью попрощавшись с необозначенным другом, – может быть, со всеми нами. Поразительны по нежности и по мягкости эти его последние строки! Он ушел из жизни без крикливой обиды, без ноты протеста, – не хлопнув дверью, а тихо прикрыв ее рукою, из которой сочилась кровь… И в нашем сознании скорбь острая и совсем еще свежая умеряется мыслью, что этот прекрасный и неподдельный поэт по-своему отобразил эпоху и обогатил ее песнями, по-новому сказавши о любви, о синем небе, упавшем в реку, о месяце, который ягненком пасется в небесах, и о цветке неповторимом – о себе самом».

      Трудно было ярче и непосредственнее выразить глубокую человеческую боль в связи с понесенной утратой. Искренность Троцкого становилась особенно очевидной при сравнении его некролога со статьей о Есенине «интеллигентного» и «образованного» Бухарина, опубликовавшего в редактируемой им «Правде» статью на смерть Есенина «Злые заметки», в которой он обрушился на покойного поэта с самыми тяжкими обвинениями, заявив уже в первых строках, что «есенинщина – это самое вредное, заслуживающее настоящего бичевания явление нашего литературного дня»[79]. Это был очевидный

76

Гинзбург Л. Претворение опыта. Рига: Новая литература, 1991. С. 146.

77

Гинзбург Л. Записи 20 – 30-х годов. Из неопубликованного // Новый мир. 1992. № 6. С. 147.

78

Константинов С. Троцкий, Федор Сологуб и журнал «Крокодил» // Независимая газета. 2000. 12 января.

79

Правда. 1927. 12 января.