Ротмистр. Евгений Акуленко

пиявицами, и, со стороны, будто бы едва касались турок. Но те падали замертво от таких прикосновений, падали, орошая землю красным.

      Перелом в схватке наступил. Казаки уже наседали на башибузуков по двое, по трое, а главное, уверовали в свою победу. Пленных не брали. Словно расплачиваясь за пережитый страх, рубали вся и всех, и убегающих, и спешившихся, в мольбе о пощаде закрывавших голову руками.

      – Ух ты, гляди-ка, баба!..

      Казаки обступили кругом невесть откуда взявшуюся турчанку, переодетую в мужскую одежду. Девушка бешено вращала коротким ятаганом, и сунувшиеся было к ней смельчаки, поспешно ретировались, зажимая на теле глубокие порезы. Похабные ухмылки, как одна смывались гримасами боли.

      – Щас я ее, стерву, сыму! – кто-то вскинул карабин.

      – Отставить! – Ревин выехал вперед, рассматривая неожиданного врага.

      Девушка была явно не чистой турчанкой, судя по всему, кровь азиатская здесь смешалась с европейской. Сама черноглазая, но из-под тюрбана ее выбивалась светлая прядка, выдавая цвет волос, для уроженицы востока крайне нехарактерный. Да и телосложением воительница мало напоминала горную лань, походила все больше на среднерусскую красавицу. Блуждающий глаз самопроизвольно останавливался на ее выпуклостях и округлостях.

      – Ромистр Ревин. С кем имею честь?

      Девушка молчала.

      Ревин повторил вопрос по-турецки.

      – Я – Айва, дочь Сабрипаши! – смуглянка вскинула подбородок.

      – Ышь ты! Паша за нее, небось, богатый бакшиш отвалит, а? – Семидверный ухмыльнулся. – Погуляем, братцы!

      – Вы понимаете по-английски? Скорее всего, да… Готов побиться об заклад, лучше, чем по-турецки…

      Ревин не договорил, поспешив закрыться от града ударов. Видимо в словах его барышня уловила скрытый намек на любовные похождения своего папаши. Ревин, удивленно приподняв бровь, некоторое время парировал выпады, нанесенные с изрядной долей мастерства. Но, в конце концов, ятаган улетел в пыль, а девушка, шипя сквозь зубы, потирала вывернутое запястье.

      – Война – не женское дело, сударыня, – Ревин вложил шашки обратно в ножны. – Бросайте вы его.... Не смею вас больше задерживать.

      Смуглянка не двинулась с места, не веря словам.

      – Вы свободны! – повторил Ревин. – Пропустите! – велел он казакам.

      – Ты пожалеешь, что меня не убил! – пообещала девушка на вполне сносном русском, и, не дожидаясь, пока офицер передумает, ошпарила коня плетью.

      – Зря это, – Семидверный проводил истаявшую в предзакатном мареве фигурку злым взглядом. – Пятеро наших полегло и шостый, вона, доходит. Не довезем кубыть. Хлопцы все, как один порубаны. Зря…

      Ревин поиграл желваками и рявкнул:

      – Слушай меня все! Слушай и запоминай, добры казачки! Мои распоряжения не обсуждаются! В следующий раз за невыполнение приказа пристрелю на месте! Всем понятно? Вас, урядник, касается в первую очередь!..

      Семидверный почернел лицом. Не оттого, что обещались пристрелить, этого он