Там, где меня нет. Евгения Козачок

мой кабинет только на занятия, не садился рядом со мной в кинотеатре, не приносил цветы и не вручал их мне в присутствии учителей и учащихся. И где он только покупал эти цветы? Особенно часто приносил в декабре- январе – гиацинты, ставил в вазочку на моем столе в кабинете. Аромат в классе был прелестно дурманящий. Говорили, что цветы ему привозит сестра из города.

      Эта же сестра пришла ко мне в один из субботних вечеров и заявила: «Если от Валерки будешь прятаться и не разговаривать с ним – побью! Ты что не

      заметила, что он вторую неделю не ходит в школу? Сказал, что вообще не будет ходить на занятия. Мать в шоке. Ругает Валерку и тебя. Больше тебя. Грозилась нагрянуть с претензиями. Её не пустили. Пришла я. Мы с отцом Валерке сочувствуем и пытаемся водрузить его потерянную голову на прежнее место. Говорим, что подобное со многими в детстве случается, но проходит. Пытаемся чаще говорить об Ире, которая неравнодушна к нему. Но он слушать ничего не хочет. Молчит и все».

      О глубоких чувствах этой девочки к Валерию, я узнала от его одноклассниц. Пришли и рассказали всё и о страданиях, как они выразились, Иры, и о Валериной, по их мнению, любви ко мне.

      А девочку эту отметило мое сердце еще в начале сентября. Ира отвечала на вопрос по теме, как вдруг у меня так сильно забилось сердце, что стало плохо. Говорить не могла. И позже при виде ее испытывала, непонятную, необъяснимую тревогу. Какое предчувствие сработало тогда? Ведь в то время ни о ней, ни о Валерии я ничего не знала. Да я вообще их не знала! Как же эта девочка, вероятно, меня ненавидела. Но моей вины в невнимании Валерия к ней не было.

      Сказала сестре Валерия и его одноклассницам, что ничего не делала, чтобы привлечь внимание Валерия к себе, не собираюсь привечать его и впредь. Пообещала, что прятаться не стану и, как прежде, буду ходить в спортзал на тренировки. Сестру заверила, что по окончании учебного года навсегда уеду из их

      поселка.

      Неудобно было перед коллегами, в чьих кабинетах пряталась, пока Валерий оловянным солдатиком дежурил у моего кабинета. Часто приходилось уже после второго звонка торопиться в свой кабинет. Так что не только десятый класс и несколько коллег, но и школа была в курсе этих пряток. Друзья его как-то сказали: «Валерий очень изменился. С нами после занятий почти не общается. Боимся, чтобы не натворил чего-нибудь, не свойственное ему. Пытались вразумить его, но пока безуспешно».

      Пыталась и я поговорить с Валерием об Ире, её красоте, молодости, и о том, что я – его учительница и намного старше, а поэтому никаких личных отношений у нас не может быть.

      – А мне по барабану Иркина красота, и Ваш возраст. Я должен видеть Вас каждый час, а лучше – каждую минуту! Без Вас мне плохо.

      Господи! И за что же мне такое счастье-горе?! Места себе не находила. О чувствах Валерия знали и в поселке. Им, вероятно, было любопытно наблюдать за нами. А мне-то каково? Чувствовала себя как карась на раскаленной докрасна сковороде. Все видят, что Валерий каждое утро стоит у наших ворот. Открываем калитку и сразу же