Феномен ДБ. Владимир Алексеевич Колганов

конкретных и важных».

      Признаться, я тоже думаю, когда пишу, а то ведь с дуру такого наворотишь! Однако с трудом могу поверить, что найдётся такой уникальный человек, который размышляет, набивая свою утробу котлетами и макаронами. Любопытно было бы узнать – о чём при этом можно думать? Ну разве что о том, какое блюдо повариха любезно предложит на десерт. Столь же сомнительно, что некто способен решать систему уравнений в частных производных, одновременно лаская симпатичную девицу.

      Кстати, наверняка найдётся злопыхатель, который, уцепившись за сказанные Быковым слова, станет утверждать, что Быков говорит не думая. Нет, я бы так не сказал, а если обратил внимание на подобную возможность, то лишь с одной единственной целью – дать понять, что есть некая нестыковка между говорящим Быковым и Быковым-писателем. Ну словно бы, занятые каждый своим делом, они не нашли времени найти консенсус по столь ничтожному вопросу: когда и кому из них полагается думать, а когда писать? Иной раз может оказаться, что в то время, когда один Быков пишет, другой обдумывает предстоящий разговор. Или же совсем наоборот. Согласен – это сложнейшая проблема из проблем! Сам иной раз пытался совместить эти два занятия, а в результате – испорченный лист бумаги и головная боль.

      Но, слава богу, Быков не то что сам себя опровергает, описывая распорядок дня, однако снимает возникшие было подозрения [6]:

      «Пишу я четыре часа в сутки. Больше никогда. А думаю часов восемь, наверное. Прибавим к этому всякую подёнщину, командировки какие-нибудь, какие-то работы на радио, газеты, журналы, прочее… Но больше четырёх часов писать невозможно физически. После уже становишься очень опустошенным».

      Итак, Быков думает не только в то время, когда пишет. Есть ещё четыре часа, когда работает голова, а в остальное время как же? Неужели, действительно, газеты, радио и прочее – это всё подёнщина, халтура, когда можно обойтись накопленным ранее словесным багажом, не включая голову? Пытаюсь разобраться. Тут возникает некоторое сомнение, навеянное следующими строками из книги Быкова о Борисе Пастернаке:

      «Подёнщина талантливых людей всегда как-то особенно беспомощна. Насколько они одарённее и значительнее прочих в серьёзной литературе – настолько же слабей и смешней своих современников в том, к чему у них не лежит душа».

      Если то, что делает Быков на радио, в газетах и журналах, беспомощно, если это всего-навсего халтура, тогда всё понятно. Если же подёнщину Быкова воспринимать всерьёз, тогда выходит, что он вовсе не талантлив – так ли это? Однако подождём – возможно, Дмитрий Львович сам когда-нибудь нам пояснит, где правда, а где просто выдумка. Пока же вернёмся к обсуждению особенностей его мышления. Возможно, природа заложила могучий интеллект только в Быкова-прозаика, а прочим Быковым не досталось ничего. Теряюсь в предположениях, но не могу придумать другого объяснения.

      В пользу изрядного словесного багажа, из которого двойники Быкова черпают вдохновение, говорит и следующее