Дорога из Освенцима. Хезер Моррис

она не подозревала. Силка и Йося испытывают разные способы распределения хлебного пайка на день для экономии своей энергии. По ночам женщины часто разговаривают о еде. Затрагивая темы семьи и дома, они говорят и об общем питании. Квашеная капуста и грибы, творог, сосиски, пироги, свежие фрукты. Силке приходится рыться в памяти, чтобы вспомнить хоть что-то, и она немного завидует женщинам, которые хорошо помнят эти вещи.

      Не похоже, чтобы кто-нибудь из них был готов подробно рассказывать о своем аресте, о недавних событиях, о том, где сейчас их родные. Или, возможно, они пока не решили, могут ли доверять друг другу, хотя вслух и высказывают тревогу о своих пропавших родных. К примеру, Маргарита, молодая русская женщина с круглым лицом и ямочками на щеках, вызывающая симпатию у Силки, без конца говорит о своем муже. Йося думает о братьях, а Ольга, хотя и знает, где ее дети, беспокоится, что не будет получать от них вестей, не узнает, все ли у них хорошо. Силка вспоминает обо всех, кого потеряла, но не в силах даже заговорить об этом.

      Однажды вечером Ольга говорит Силке:

      – Кляйн… это вполне распространенная еврейская фамилия, да?

      – Думаю, да, – кивает Силка и встает. – Пойду принесу угля.

* * *

      Как-то, после недели пребывания в лагере, женщины возвращаются с работы. Тут Лена заявляет, что завтра Наталья должна выносить туалетные ведра, второй день подряд. Идет первый сильный снег, и Лена, говоря это, плотнее кутается в ватник.

      – Я вынесу, – предлагает Йося. – Моя очередь была давно.

      – Я здесь за старшего, а потому буду говорить, что кому делать. – Лена встает.

      – Нет, ты не старшая, – возражает Йося. – Никто не назначал тебя старшей. Мы делим обязанности среди всех.

      Силка удивлена, что Лена не продолжает спор. Она лишь прищуривает глаза и откидывается назад.

      Женщины сгрудились вокруг печки, наслаждаясь теплом, обволакивающим ноющие мышцы. Все ждут, когда раздастся резкий лязг металла, призывающий на ужин.

      Вдруг кто-то сильно толкает Йосю в спину.

      Она инстинктивно выбрасывает вперед руку, чтобы за что-то уцепиться, и попадает ладонью на дымоход. Ее вопль эхом разносится по бараку.

      Йося отдергивает руку и начинает изо всех сил трясти ею. В голове Силки проносится тысяча мыслей: образы больных и раненых женщин и то, что с ними бывает. Нет, только не Йося! Силка хватает девушку за плечи и, вытолкнув из барака, опускает ее обожженную руку в снег, местами покрывающий землю. Сначала Йося сдерживается, сжав зубы, но потом громко плачет.

      – Тише! – произносит Силка немного резче, чем хотела.

      Через несколько минут она вытаскивает руку из снега и рассматривает рану. Ладонь и четыре пальца правой руки Йоси сильно покраснели, не пострадал лишь большой палец.

      Силка снова засовывает руку Йоси в снег и поворачивает к себе лицо девушки. Оно белое как снег.

      – Побудь здесь, я сейчас вернусь.

      Силка врывается в барак и, замерев, впивается взглядом в женщин, собравшихся у печки.

      – Как она там?

      Жалостливый