Медведь. Владимир Власов

самосвала, напоминающий старинный замок. А рядом валялся распахнутый, словно пасть дракона, капот автомобиля. А под ним растут мелкие цветы.

      Поднявшиеся в грязи, в нечистотах и слизи, они качают своими голубыми головками рядом с болтающейся дверцей. Их нежные, причудливо сложенные лепестки, покрытые сверкающими бусинками недавнего дождя, отражаются в масляной радуге лужи.

      Здесь после школы вместе со своими приятелями Малахов играл в сыщиков и шпионов.

      О, сколько ловушек таилось на поле битвы! Горлышки разбитых бутылок будто готовились полоснуть по горлу, а ржавые консервные банки с неровными зазубренными краями так и поджидали голые щиколотки. И нужно было идти тихо, осмотрительно – красться, обходя изломанные листы шифера, гнутые металлические фермы, кучи битого кирпича… Где-то там, между горой старых матрасов и жестяными бочками таился коварный шпион, и от предстоящей с ним схватки зависели судьбы всего мира.

      Домой они возвращались только поздним вечером и были, как говорится, «усталые, но довольные». Ссадины на коленях, синяки, дикие рысьи глаза и рогатка в кармане.

      Тогда профессия секретного агента казалась чем-то удивительно прекрасным, загадочным, полным волнующей тайны. Рыцарь без страха и упрека… Бескомпромиссный витязь на страже справедливости…

      Малахов выбрался из машины, захлопнул дверцу и зашагал по мокрому тротуару. По распахнутому зонтику застучали тяжелые капли. Дождь окружил Михаила, обнял своими мокрыми лапами.

      Чудно. Тогда, в детстве, свалка за пустырем казалась ему целым миром, опасным, интригующим, волшебным. А потом, с возрастом, ценности переместились. Теперь весь мир кажется свалкой. Может, это сказываются годы? Может, права Анюта, считая его, тридцатилетнего мужчину, стариком?

      На углу улицы собралась небольшая толпа. Она перегородила тротуар. Перед ней, на ярко освещенных ступенях бара, возвышался затянутый в прозрачный полиэтиленовый плащ мужчина. Он что-то говорил, громко и убежденно. На его длинной, всклоченной бороде, словно слезы, блестели капельки дождя. Полиэтиленовая накидка в свете неона была похожа на кожу, а под ней просвечивал красный пиджак, отчего казалось, что уличный проповедник истекает кровью.

      – …Россия обанкротилась и биологически, – вещал бородатый пророк. – Рождаемость падает просто катастрофически, россияне превратились в алкоголиков и наркоманов, а их дети страдают от неврозов и слабоумия. Оглянитесь вокруг! Мы вырождаемся! Мы заглатываем тонны спиртного, никотина. Гашиш, героин, ЛСД можно купить среди белого дня просто на улице! Мы отвернулись от природы, а город губит нас…

      Чтобы обойти толпу, Малахов сошел с тротуара на проезжую часть. Он замедлил шаг. Его поразили лица собравшихся: строгие, сосредоточенные. Женщина с хозяйственной сумкой, дородный мужчина с кейсом… А вон тот белобрысый парень недоверчиво скалится…

      – …Наши правители обанкротились идеологически, – продолжал жарко кричать Бородатый. – Они перебрали