Тайна речки Безымянной. Петр Васильев

её в спирте пару минут, я вытащил нитку и повесил на хвою сосны, а спирт вылил в рану для дезинфекции. От боли я взревел, как медведь. Но делать было нечего, и я, скрипя зубами и матерясь на чём свет стоит, принялся зашивать рану. Кожа в этом месте была тонкой, поэтому втыкать иглу пришлось подальше от края и глубже в мясо, чтобы при ходьбе кожа не порвалась. А идти нужно было далеко, и я даже не знал, сколько ещё идти. За время шитья раны я два раза терял сознание, но в конце концов я наложил на рану 20 швов. Я мог выпить спирта для обезболивания, но побоялся, потому что, выпив изрядную порцию неразведённого спирта, я мог уснуть, не зашив рану. А развести спирт нечем было, потому что не было воды. Поэтому я мог уснуть тут же, под сосной, и в лучшем случае задохнуться в дыму. А в худшем – сгореть в огне продвигающегося к реке пожара. Но мне нужно было добраться ещё до речки, поэтому пить спирт я не стал. А ещё я жутко хотел пить, а из жидкости у меня был только спирт. Поэтому, зашив рану и перевязав её тугой повязкой, я на четвереньках дополз до кустов ольхи и вырубил топориком, который висел у меня на ремне, две палки с рогатинами в виде костылей. Немного отдышавшись от боли, я развязал жгут, перетягивающий ногу, и кровь побежала по жилам к ступне, а когда она до неё добежала, то в ступне и выше ступни, до самого колена началась адская боль. Кто испытывал такое удовольствие, тот меня поймёт. Я матерился так, что пробегающие мимо лоси шарахались в сторону от меня.

      – На, полюбуйся на моё творчество, – сказал Генка, задрав штанину, – а то ещё не поверишь.

      «Да, судя по швам, рану на ноге зашивал дилетант, но на первый раз, да ещё в таких условиях сойдёт», – подумал я. Но вслух похвалил Генку за его творчество. Помолчав с минуту, Генка продолжил свой рассказ.

      – Взвалив на себя рюкзак и опираясь на палки, я пошёл в сторону реки, предварительно сориентировавшись по компасу на реку. Нога в колене не сгибалась, и я тащил её волоком. Часа через два, матерясь на чём свет стоит, я вышел на реку. Сбросив рюкзак на землю, я упал прямо в воду. Но я не смог сделать первый глоток воды, потому что горло так пересохло, что потрескалось, и мне пришлось сначала его прополоскать, и только тогда я выпил первый глоток воды. Я прилёг на рюкзак и минут 20 приходил в себя. Я переживал за ребят, как они там. Нас разделяла стена огня шириной 10 километров, и я ничем не мог им помочь, и даже наоборот: стал бы для них обузой. Но меня успокаивало ещё и то, что в группе был опытный парашютист, парень лет тридцати, который летал на пожары ещё в Братске, поэтому я на него надеялся, а иногда и оставлял вместо себя. Да и у них была рация, по которой они могли вызвать помощь. А к реке в это время из горящего леса выбегали лоси и изюбри, добежав до воды, они переплывали реку и, выйдя на другой берег реки, с тоской смотрели на горящий лес. И тут же за ними к тропе выбежал медведь. Он остановился на тропе, посмотрел на меня, незлобно рявкнул,