Москва Икс. Андрей Троицкий

оставался один? Ему было страшно. Еще неделю больничной жизни, возможно, подарят, – и все. Потом переведут в следственную тюрьму, начнутся настоящие допросы, а не посиделки, потом военный трибунал, длинный срок в крытой тюрьме строгого режима, там, в холодной клетушке, он оставит молодость и здоровье, может быть, сойдет с ума. Когда в следующий раз наручники отстегнули от кровати, он выкурил сигарету, а затем избил контрразведчиков и охрану, связал их бельевой веревкой, переоделся в китель и зимнюю шапку, спустился на второй этаж, где ждали Бондарь с Кузнецовым. Там охранники уже были разоружены и связаны, телефонная связь с больницей нарушена…

* * *

      Черных закрыл папки и убрал в сейф, скоро встреча с отставным подполковником второго главного управления КГБ Павлом Ивановичем Глотовым. Лет семь-восемь назад Павел Иванович занимался тем, чем сейчас занят Черных: искал прапорщиков и офицера, бежавших из госпиталя в Североморске. Глотов подошел совсем близко, но нелегкая судьба, чертов случай взяли свое, – Павел Иванович на темной улице заступился за девушку, которую волок в подъезд пьяный амбал, откуда-то появился еще один громила, сунул в спину перо, лезвие задело позвоночник.

      Глотов пережил несколько операций, но восстановиться до конца не смог. Чистая и прекрасная с виду девица, из-за которой он потерял здоровье, оказалась кабацкой потаскушкой, ее не поделили два пьяных Ромео. Глупо.… Вскоре поменялось руководство Госбезопасности, кто-то наверху решил, что чекисты занимаются не своим делом, когда ищут сбежавших дезертиров, – для этого есть милиция, кое-какие материалы передали обратно в МВД, а розыскное дело положили в темный сундук и присыпали нафталином. Материалы, собранные Глотовом, вот они, в папке, но в разговоре может вспомниться что-то новое, чего нет в бумагах.

* * *

      Глотов, немолодой мужчина с добрым лицом, которого здесь уважительно звали дядей Пашей, пришел раньше времени. Черных поднялся навстречу, пожал руку, помог снять пальто, спросил о самочувствие и подумал, что время людей не щадит, за прошедшие годы Глотов превратился в старика, толстого, с короткой стрижкой седых волос, похожих на птичий пух, ходил он медленно, опирался на палку. Прибавляло лет черное пальто с каракулевым воротником и шапка «пирожок» из искусственной цигейки.

      Черных спросил про внучку. Оказывается, она учится в Хореографическом училище при Большом театре, в четвертом классе, подает большие надежды и станет второй Майей Плисецкой, а то и дальше пойдет. Это не стариковские фантазии Глотова, нет, – чистая, правда. Он, пользуясь положением бывшего сотрудника госбезопасности, напросился на встречу с самой Софьей Головкиной, директором этого учебного заведения, этой святыни советского балета, и Головкина, в прошлом блестящая советская балерина, добрая душа, наговорила про внучку таких теплых слов, что сердце расцвело, как чайная роза. И до сих пор, да, цветет. И даже пахнет.

      Радует внучка, а ведь конкурс в училище – сто детей на одно место, и все ребятки одаренные, все талантливые, –