Таисия, или Кукла московская. Лидия Петровна Будрик

угодий, о сокращении численности скота и рабочих мест.

      В толпе зашумели.

      – Я мог бы вам всего этого не говорить, – продолжил Соколов, – и уверен, что найдутся среди вас «доброжелатели» и сообщат «куда надо» о нашей сегодняшней сходке. И по головке меня никто за это не погладит. Но душа болит не за себя! Душа болит за родной совхоз! За землю нашу кормилицу! И за всех вас. Я не знаю, как стану смотреть вам в глаза, если поступлю иначе.

      Потом немного помедлил и продолжил:

      – Я предлагаю всем сплотиться и выстоять! Работать надо честно и добросовестно! Зарплаты сокращать не будем! Постараемся, наоборот, повышать, учитывая инфляцию. Помощь будем оказывать всем нуждающимся, никого не обидим, никого не забудем. Жилье как строили, так и будем строить, чтобы молодежь создавала семьи и оставалась у нас в селе. Но меня могут уволить! – напомнил он, обводя всех серьезным взглядом.

      – Да, мы за вас горой станем! – послышались выкрики из толпы.

      – Мы вас не отпустим! – возмущались женщины, стоящие рядом.

      – Нам не нужен другой председатель!

      – Придет бумага сверху, и ничего уже будет не сделать! – смотрел на них Соколов, печальным взглядом.

      – Да, что они там, совсем охренели? – зашлась на крик одна из старушек. – Такое хозяйство разорить! Тут все мы работали смолоду! Наши отцы, деды поднимали совхоз после войны в самую разруху! А теперь дети трудятся!

      – Перестройка! – развел он руками. – Нас об этом и не спросят!

      – Еще как спросят! – отозвалась разом толпа людская.

      – Пусть только попробуют! – выкрикнул мужчина, стоявший сбоку.

      – Я рад, что вы все меня поддержали, – ответил Николай Николаевич, – низко всем кланяюсь за вашу поддержку.

      А сам склонил голову перед народом и вновь повел речь:

      – Но есть еще один вариант: если будет совсем невмоготу, то надо выкупать акции и вести предпринимательскую деятельность. Это крайняя мера, и если уж дойдет до такого, то лучше нам самим выкупить свои земли и технику, чем продать всё чужому дядьке.

      Тут из толпы вышел Федор Тополь и взял слово. На него смотрели со вниманием, и все как-то сразу затихли. Он стоял перед ними мужчина богатырь, красавец, с черной шевелюрой на голове, с черными красиво стриженными усами, в модных потертых джинсах, футболке без рукавов, обнажив свои крепкие плечи. Его черные как угли глаза внимательно смотрели на односельчан, а атлетического телосложения фигура наводила страх на местных пацанов и вызывала восхищение у слабого пола.

      – Дамы и господа! Судари и сударыни! – заговорил он громко. – Мы должны доказать им, что мы не тунеядцы, а мы рабочая сила! План в этом году, да и в последующих тоже, будем выполнять и перевыполнять! Лодырей будем наказывать! Кто попытается кляузничать на Николая Николаевича, будет иметь дело со мной! Ясно?

      – Куда уж яснее! – отозвалась за всех Нина Ильинична.

      Пожилая женщина стояла напротив него, облокотившись на свою палку, и очень переживала