Портативное бессмертие. Василий Яновский

меня Жан. – Очевидность еще не истина, вспомни, вспомни!» «Ох, трудно», – шепчу я и заливаюсь слезами. «Все стоящее трудно, только трудное стояще, гад, гадина! – извергает Жан. – Так ты так! – и уже спокойно: – Несчастный, где ей тебя полюбить». Постояв еще с минуту надо мною, о чем-то глубоко задумавшись, он вдруг шумно, парно, как лошадь, вздохнул и отстранился. «Ну хватит, я думаю. Прощай», – бросил рассеянно и, не оборачиваясь, вышел. И тут словно обухом меня стукнуло: сердце, 1500–600, Лоренса. «Жан, Жан!» – исступленно закричал я, ища по карманам медальон. «Чего еще?» – отозвался он у самой двери. Внезапно, снизу, со стороны что-то дернулось во мне, щелкнуло, озарило молнией, зигзагом: мгновение – затем погасло (но оставило след). Удивленно поднялся ему навстречу. «Ничего не понимаю», – сказал я. Прошелся несколько раз по комнате, затем приблизился к Жану, к моему брату, учителю, врагу. Мы долго смотрели друг на друга в упор. Очевидно, он остался мною доволен: глаза его, мужественные и печальные, начали улыбаться и стали совсем детскими. «Как мне уснуть?» – спросил я строго. Подумав, Жан ответил: «Затылок под кран – шесть минут; пол-аспирина». И я остался один в постылом, чужом, пустующем доме. Больной доктор Бир, брошенный женою, проводил лето на водах. В качестве заместителя я временно ютился в его квартире. Обычно я жил за городом (снимал комнату в пятнадцати минутах от Орлеанских Ворот{13}).

      Часть вторая

      Rue de l’Avenir[17]

      Alas! poor Yorick.[18]

Shakespeare

      1

      Я жил на улице Будущего: нелепая, кривая, в гору, – после второго загиба она упиралась в полотно железной дороги (параллельно которой тянулась вначале); и шлагбаум, поднимаясь, опускаясь, как перст, неутомимо покачивался, кладя предел всем ее поползновениям. От полотна улочку отделял ряд игрушечных, двухэтажных домишек мелких собственников, ремесленников, лавочников, прорвавшихся в рантье; она еще не была застроена целиком, местами зияли, обозначенные пунктиром, миниатюрные, квадратные пустыри, издали напоминающие могилки, грустно-нежно поджидавшие своих грядущих хозяев, пока еще не собравших нужной суммы. Там где-то, в городе, шла их слепая борьба, потели кулаки, топырились локти, крошились сдавленные прессом страсти, лопались души, на весы бросались сорок – пятьдесят лет жизни: вот дрогнет чаша, нехотя качнется… едет первый фургон с кирпичом, камнем и подержанными балками. Кругом, на изгородях, на колышках, висели дощечки, где – новым Канихферштаном{14} – повторялось на все лады: à vendre, à vendre[19]. Строились главным образом не с прилегающей к железной дороге стороны (четной), а с противоположной; эти несколько метров (ширина улицы) выгадываемого комфорта оказались столь соблазнительными, что нечетная сторона уже вся была застроена (и кое-где нуждалась в ремонте), когда почти половина четной еще пустовала: так рахитичный подросток соединяет в себе черты юности и смерти. На пустыре, против моего окна, росла вишня и паслась коза:

13

Орлеанские Ворота – одни из семнадцати ворот в стене укреплений вокруг Парижа, расположены в южной части города. С давних пор к Орлеанским воротам вела одна из важнейших дорог страны – дорога из Орлеана. Орлеанские ворота были разрушены после первой мировой войны, на образовавшемся пустом пространстве в 1920–1930-х годах началось бурное строительство. Упоминание героем-повествователем своего местожительства указывает на то, что, как и многие малоимущие иммигранты, он жил в небогатом парижском предместье.

17

Rue de l’Avenir – улица Будущего (фр.).

18

«Увы! Бедный Йорик» (Шекспир У. Гамлет) (англ.).

14

Каннитферштан – воображаемый персонаж поэмы В. Жуковского «Две были и еще одна» (1831). Третья часть поэмы, где появляется Каннитферштан, является свободным переложением рассказа-притчи Иоганна Петера Гебеля «Каннитферштан» (1811). По-голландски это выражение означает «я не понимаю». Такой ответ неизменно получает на все свои вопросы бедный немец, оказавшийся по делам в Амстердаме, и желающий узнать, кто же тот богач, которому принадлежит самый роскошный особняк в городе, а также груженые заморскими товарами корабли, которые он видит в гавани. Немец не говорит по-голландски, местные жители, соответственно, не понимают немецкого, что приводит немца к курьезному выводу, что владельца несметных богатств зовут Каннитферштан.

19

Продается! Продается! (фр.).