Загадка для благородной девицы. Анастасия Логинова

даже от доски отвернулся, совершенно омраченный.

      – Внук! – презрительно выплюнул он. Но потом, взглянув на меня, несколько смягчился: – Лидия, вы молоды и многого пока не понимаете. Даша – девка красивая, ушлая и себе на уме. Такая выгоды ни за что не упустит. А уж с кем она ребеночка нагуляла – большо-о-ой вопрос…

      Я смутилась. Признаться, мне эта мысль не приходила в голову, но вполне может статься, что Эйвазов прав. Он между тем продолжал:

      – Лизонька постоянно мне рассказывает, что Гришка-цыган к Дашке все клинья подбивает, да и она вроде не гонит его. А Васька… – Он отчаянно махнул рукой.

      Я больше не решалась поднимать больную тему, и некоторое время мы сидели молча, сосредоточившись на игре. Я только раздумывала, что все это очень похоже на то, что Лизавета Тихоновна нарочно настраивает отца против сына. Не для того ли она держит при доме цыгана, чтобы было в чем упрекнуть Дашу? И зачем она докладывает мужу о дворовых сплетнях? Даже если это и правда, Васиному отцу о том знать совершенно не обязательно. Может, Вася прав и мадам Эйвазова далеко не так мила, как кажется?

      – Шах, Максим Петрович. – Я осторожно поставила ладью напротив его короля и подняла взгляд на Эйвазова.

      Тот удивленно смотрел на шахматную доску и потирал нос:

      – А вы хорошо играете, Лидия…

      Он довольно предсказуемо закрылся ладьей, спасая своего короля.

      – Спасибо, – ответила я. И добавила, помолчав: – Меня учил играть в шахматы мой попечитель, граф Шувалов.

      Это было неправдой: выучил меня играть в шахматы еще отец. Но надо же было как-то вывести разговор на нужную мне тему. Эйвазов отреагировал не сразу.

      – Граф Шувалов? – переспросил он настороженно. – Помнится, вы говорили, что не знаете фамилии вашего попечителя.

      – Фамилии я действительно не знала… или он говорил, да я позабыла, – смущенно улыбнулась я, – но это не значит, что я ничего не знаю о Платоне Алексеевиче и его… – я поморщилась, – деятельности.

      Я блефовала. Нагло и смело, как при игре в покер. Платон Алексеевич обыкновенно навещал Смольный раз в пару месяцев. Он подробно расспрашивал меня о новых знакомствах, о том, как я провожу время, что читаю, что думаю о тех или иных событиях… Нет, это даже близко не было похоже на допрос: я сама все ему рассказывала очень охотно. Хотя потом, позже, ругала себя за болтливость и думала, что о многом стоило бы умолчать. Как-то умел мой попечитель разговорить меня даже тогда, когда я этого не хотела.

      Платон Алексеевич не только расспрашивал меня – он охотно делился со мною и своими соображениями относительно политики и событий в мире, приносил книги, помогал советом, разрешал некоторые мои проблемы. Он был всегда добр ко мне. Очень добр, что меня частенько настораживало, так как я не понимала причины.

      Но вот о чем мы никогда не говорили, так это о нем самом. Я часто ловила себя на мысли, что вообще ничего не знаю об этом человеке, и порой сомневалась даже, что его и впрямь зовут Платоном Алексеевичем.

      Но этого