Ночные видения. Гарт Никс

в них зубы. Через несколько мгновений неприкрытого наслаждения черноволосый, энергично жуя, поднял взгляд на пекаря.

      – Какой именно старой родины? Мы аргентинцы. Из Санта-Крус. Мы здешние.

      – Разумеется, – согласился пекарь, кивнув и подмигнув. – Ясное дело, мы все аргентинцы.

      – Да, – сказал черноволосый.

      – Да, – подтвердил блондин. – Никогда не выезжал за пределы Аргентины. Родился и вырос здесь.

      – Конечно-конечно, – согласился пекарь.

      Все они с улыбкой переглянулись. Двое сидевших за столом доели свои хлебцы и заглянули в корзинку. Она оказалась пуста. Оба разочарованно посмотрели на пекаря.

      – У меня в лавке есть еще, – быстро проговорил он. – Это здесь рядом, в переулке возле площади. «Хлебцы Бекера и выпечка».

      – А вы и есть Бекер?

      – Джозеф Бекер, сэр, – сказал старик. – А вас, джентльмены, как прикажете?..

      – Я Роберто Сантьяго, а это Эдуардо Гомез, – сказал черноволосый.

      – Сантьяго и Гомез? – оживившись, сказал пекарь. – Конечно.

      Сантьяго посмотрел на него.

      – У тебя не испанская фамилия. Ты аргентинец немецкого происхождения?

      – Я не потомок иммигрантов, – сказал Бекер, – в отличие от вас, вероятно.

      – Точно, – сказал Гомез не слишком уверенно. – Именно так.

      – Моя прабабушка родилась в Берлине, но вышла замуж за австрийца, и я родился в Халльштатте, это в Австрии, – сказал Бекер. – Вероятно, вы о нем слышали. Такое чудесное место в Зальцкаммергуте, что лежит на юго-западном берегу озера. Те из нас, кто из Халльштатта, очень гордятся тем, кто мы такие, что собой представляем и что перенесли.

      – Никогда не слыхал о Халльштатте, – осторожно сказал Гомез.

      – Неужели? – сказал Бекер, огорчившись.

      – Мы аргентинцы, – настаивал Сантьяго. Кожа под бровями над веками образовывала у него по складке.

      – Конечно-конечно, – умиротворяюще подхватил Бекер. – Как и многие другие здесь в провинциях Санта-Крус, в Буэнос-Айресе, Мисьонесе, Ла-Пампе, Чубуте и в сотне маленьких деревень.

      Мужчины ничего не сказали.

      – Мы аргентинцы, потому что Аргентина – такое прекрасное место, – дружелюбно продолжал Бекер. – Прекрасное и очень безопасное. Ночами дует свежий бриз, текила…

      Сантьяго и Гомез слушали напряженно, очень внимательно, их взгляды были тверды, как сжатые кулаки. Бекер понимающе кивнул и едва заметно подмигнул.

      – Это очень большой мир, друзья мои, и даже здесь, в прекрасном Санта-Крусе, все мы можем иногда чувствовать себя вдали от родины. Я вот чувствую.

      – Много говоришь, – сказал Сантьяго.

      – Я стар, – сказал пекарь, пожав плечами, – а старики любят поговорить. Это напоминает нам, что мы все еще живы. И… м-да, мир избавился от стольких людей, что часто вся моя компания – лишь мой собственный голос. Так что, да, я говорлив. Болтаю, журчу себе и вижу, что испытываю ваше терпение. В конце