Шурочка: Родовое проклятие. Ольга Гусева

идет, – раздалось из толпы, – Платон, гони самозванца!

      Все дружно подхватили:

      – Гони его, гони! Шурочку давай! Настоящую невесту давай!

      Егор состроил недовольную физиономию из-за того, что его выгоняют с почетного места, и всех разобрал неудержимый хохот. Вдруг раздался бабий визг. Кто-то из мужиков залез под стол и ущипнул их за икры ног.

      – Ижно, какой крик подняли! – ворчали мужики, вылезая из-под стола, – могли бы сделать вид, будто по ногам шмыгают мыши.

      Все сотрясались от смеха.

      – Смотри, смотри, у Егора живот-то как трясется, прямо, как холодец!

      А Егор закатывался, и от смеха живот его еще больше дрожал, прыгал и ходил ходуном.

      Платон обнял Шурочку за талию, и она с нежностью прижалась к нему.

      – Хороши, нечего сказать! – воскликнул он. – Экий галдеж подняли! А про жениха и невесту забыли!

      – Горько! Горько! – дружно закричали гости.

      Платон наклонил голову, и его губы сошлись с губами Шурочки в долгом ласковом поцелуе.

      Весь вечер Семен и Вера старались казаться веселыми, но глаза их выдавали подлинное состояние души. Семен мысленно навсегда прощался с Настей. Он решил принести свою любовь в жертву ради ее счастья и гордился этим. В этом юноше чувствовались решительность и воля. В глазах Веры проскальзывала печаль, и, как она не старалась, они все равно были грустными.

      Адик был очень весел. Все свое внимание он переключил на Веру. Он не оставлял ее ни на минуту. Все время шутил, рассказывал забавные истории, пытаясь рассмешить ее, неоднократно плясал «Барыню», выписывая разные кренделя, стараясь понравиться ей.

      Развеселившаяся свадьба грохотала, чуть ли ни на всю деревню. Нежный свет теплого, омытого грозой, вечера еще больше радовал гостей. Стол казался бесконечным. Деревья бросали зеленоватый отсвет на него, и тени листьев плясали на лицах людей. Уже почти ночью гости стали разбредаться. Семен незаметно улизнул раньше всех. Адик пошел провожать Веру. Егор заснул за столом, объевшись и обпившись. Федор с Нюрой еле разбудили его и по-соседски взялись проводить до дома.

      Наконец, уставшие от гостей, молодые проводили всех. Платон тихонько пожал руку Шурочке и шепнул на ухо:

      – Пора начинать семейную жизнь, а что это за семья без детей?

      Шурочка поняла смысл сказанной Платоном фразы и от стыда залилась ярким румянцем.

      – Платоша, все-таки, как жалко, что на нашей свадьбе не было Насти, Михаила, Марии Терентьевны и Кости, – тяжело вздохнула она.

      – Да. Сдала Мария Терентьевна, совсем ослабла от горя, – ответил он, – а Костя и вовсе замкнулся после отъезда Насти. Тяжело им сейчас, не до веселья.

      – Со столов надо бы убрать все, – сказала Шурочка.

      – Завтра уберем, пойдем лучше в постель. Ведь ты теперь – моя женушка, и сегодня у нас с тобой первая брачная ночь, – ласково прошептал он ей на ухо, прижимая к себе, и, почувствовав разгорающееся желание и не в силах больше сдерживать свои страстные порывы, подхватил ее на руки, точно пушинку, и унес в свой, теперь