Знакомьтесь: мой друг Молокосос. Роман Шабанов

вот папаня любит сварить себе кофе, выпить его и… заняться коврами.

      Папа всегда выбивал ковер. Как себя помню. Еженедельная повинность (естественно, когда глава семейства был в лоне семьи, а не частил в субтропики) осуществлялась вместе со мною, но я иногда любил поспать или посимулировать сон. Правда, пять месяцев ковер просто пылесосился, что для отца крайне недопустимо. Он считал, что без взбивания ковра, дом наполняется разными маленькими дьяволятами и чем реже ковер выносится на улицу, тем больше проблем и конфликтов. В этом он видел прямую взаимосвязь.

      Сегодня ночью я действительно поздно лег, воображая наш последний с отцом разговор. Возможно с приездом отца, эти дьяволята почувствовав свою скорейшую погибель, сконцентрировали все свои злодейства и напряженные мысли в моей комнате. Вот я и не мог уснуть.

      Я оставил записку на столе. У нас дома было принято так, если есть что сказать, но не можешь – спишь, ешь, отсутствуешь, то пиши на бумаге и крепи на видное место. Я так и сделал. Оставил. «Не беспокой, папочка, я поздно л». Я специально писал только «л» в последнем слове, чтобы было понятно, что я так хотел спать, что сил дописать слово, увы, не было.

      Поэтому, как только солнце выкатилось из-за горизонта, папа, со скрученными коврами и, насвистывая бардовскую мелодию про лесное солнышко, вышел во двор.

      Я открыл глаза, и мне показалось, что я рыба, которую заставляют жить на суше. Так вот реальность – это была жизнь рыбы на суше, а сон – жизнь в воде. Мне помешал уличный разговор. Окно было открыто. Мне кажется, я его закрывал на ночь. Точно, закрывал. Честное филимоновское! Так, конечно, сломанный шпингалет, некому было починить, папа только приехал. Да, эта рама когда-нибудь сослужит мне добрую службу. Я бы, наверное, еще спал, но этот дуэт громкоголосых в воскресное утро перебил приятное состояние валяния в постели. Я слышал два голоса, среди которых выделялся один – по силе мог тягаться с толпой из десяти человек и другой – не более одного. Итак, я слышал, о чем говорит папа и дядя Коля. Это были они. Мужчины говорили о молоке. Нашли тему. Не мужскую. Я понимаю, о вулканах, о строящихся домах, есть ли жизнь на других планетах (на эту тему со мной хорошо разговаривать). Или автомобилях, наконец о том, что детская площадка вымирает. Качели скрипят, смазать некому. Да и краска вся уже отлетела. А они о молоке. Как женщины. Тетушки, бабушки, на крайний случай девочки. Ну не как не мужчины. А мужики должны говорить о спорте, о боевиках, где красиво бьют, о железяках. Ну не как о молочных продуктах. Им мое мнение не мешало, и они продолжали под взбивание ковра говорить на эту странную тему. Тем более окно было открыто, и папин голос был слышен очень четко. Да и дядя Коля был не лыком шит. У него был тоже не маленький диапазон для звучания. Целая ледовая коробка, где надо уметь перекричать другого.

      – Почему сгущенное дороже? – начинал сосед-хоккеист. Не знаешь? Я тоже. Если надо, я могу и сам его сгущать. Если жена одобрит. А она обязательно одобрит. Для нее же стараюсь. Взял миксер и пара часов и готов продукт