Офицерский гамбит. Валентин Бадрак

гда дверь затворилась, – будьте, как дома. Даже проще.

      Наконец-то Виктор Евгеньевич стал больше похож на себя, заговорил, подумал Алексей Сергеевич. Хотя какой он реальный, пожалуй, не знает никто. Разве жена… В ответ Алексей Сергеевич тоже улыбнулся, и тоже неестественной, не сердечной улыбкой, – посещение этого необжитого помещения не сулило ничего хорошего. За съемными, циклично меняемыми явочными квартирами всегда нависала тень неопределенности и смутной тревоги. На третий этаж они поднимались в полной тишине, и округлая спина Виктора Евгеньевича впереди во время молчаливого движения выглядела мрачноватым и даже зловещим предзнаменованием. В представлении Алексея Сергеевича его прямой куратор Виктор Евгеньевич Круг являлся в виде серии различных масок, чаще всего непроницаемых, недоступных для прощупывания даже ему, специально обучавшемуся заглядывать в чужие души. А может быть, у Алексея Сергеевича образ полковника Главного управления разведки Генштаба так затуманен из-за того, что тот не объект изучения, а прямой начальник? Может быть…

      Они быстро, как будто куда-то спешили, скинули свои пальто, сверху влажные от растаявших на них снежинок, и прошли в большую просторную комнату.

      – Не были здесь? – заботливо спросил Круг, и уже другая, победоносная улыбка отпечаталась на его круглом лице.

      К чему спрашивать, если и так знает, что он тут не мог быть. Очевидно, явочная квартира для специальных встреч со своими крышевиками. Но он тут не мог быть потому, что он нигде не мог быть без Виктора Евгеньевича. Полковник Круг, этот статный, всегда идеально выглядевший, отутюженный человек с короткой военной стрижкой и ласково поглаживающими окружающих глазами, был в течение последних лет его поводырем. Незаменимым посредником в отношениях с темным, подвальным, всесильным миром. И Алексей Сергеевич по его поступкам, обрывкам фраз по сотовому телефону и принимаемым решениям вполне догадывался, какой лукавый демон скрывается за бархатно-мягкой кожурой его внешней оболочки.

      – Не был, – так же учтиво ответил начальнику Алексей Сергеевич, с притворным любопытством оглядывая комнату.

      – В таком случае обживайтесь. Пока я приготовлю некоторые формальности для встречи.

      И с многозначительным ударением на последнем слове Виктор Евгеньевич исчез в проеме двери, предусмотрительно прикрыв ее за собой и как бы ненавязчиво ограничив перемещение Алексея Сергеевича.

      Оставшись один, Алексей Сергеевич подошел к шкафу с книгами. На него смотрели ровные, красиво уложенные кирпичи, с монументальными именами классиков, отличаясь лишь переплетами да цветом краски для надписей. Ободок шкафа был в крапинках пыли. На стене напротив шкафа висела картина – странная, наводящая уныние фантасмагория в виде несуразной, плотно сплетенной паутины. Это и все остальное – угловатый, по-советски добротный диван, нелепые массивные кресла, тяжелые от пыли шторы с настоящей, едва видимой паутинкой в дальнем углу, – выдавало отсутствие жильцов и безнадежную заброшенность жилища, отдавало казенщиной и затхлостью застоявшегося воздуха. Единственным приятным элементом очерствелого быта являлся изысканный журнальный столик со стеклянной поверхностью и изогнутыми оленьими ножками. Да еще пышный ковролин, пройдя по которому в мокрых, напоминавших о заснеженной мостовой, туфлях, Алексей Сергеевич озадаченно взглянул на оставленные следы. За этим занятием и застал его полковник Круг.

      – Об этом не беспокойтесь, – музыкально промурлыкал он, как всегда явившись тихо и незаметно.

      Да, разумеется, тут убирают, но редко, поскольку даже уборщица наверняка привозится своя.

      – Давайте мы с вами немного поработаем над обстановкой, – Виктор Евгеньевич любил говорить намеками. В этот момент он окидывал затаившуюся комнату прищуренным взглядом дизайнера. Алексей Сергеевич не представлял, что именно намеревается сделать его шеф, но знал по опыту, что спокойное выжидание прояснит ситуацию. Всякий раз, когда полковник Круг говорил подобным образом, Алексей Сергеевич внутренне напрягался, потому что не знал, интерпретировать ли ситуацию как мелкую проверку, или же начальник говорит иносказательно просто по привычке. Порой его раздирало любопытство: а что, если Круг и дома так разговаривает?

      – Столик переставим в центр, кресла… вот сюда… вот так… – приговаривал он, немного кряхтя, когда они вдвоем передвигали грузные, упирающиеся в пол кресла, – так… нормально.

      Несколько вмятин на ковролине предательски сообщали о проведенной перестановке. Виктор Евгеньевич внес две бутылки минеральной воды. Потом блюдо с фруктами, маленькую тарелочку с орешками. Еще небольшое блестящее блюдо с печеньем. Сахарницу. Пепельницу.

      И опять исчез, чтобы через несколько секунд вынырнуть в проеме с той же улыбкой и четырьмя стаканами для воды. Затем заварил свежего крепкого чаю и извлек откуда-то из недр шкафа четыре на удивление чистые чашки. Глядя на них, Алексей Сергеевич мимо воли подумал, что, верно, чашки парадные, которые достают не для каждой встречи. Да, встреча не рядовая, неординарная. После этой мысли он глубоко и несколько тяжеловесно вздохнул, несмотря на комичность разыгранной интерлюдии. Но все-таки забавно