Жатва VII. Борис Гуанов

Белов, по его словам, написал текст заявления с оценкой действий ЦК КПСС, суть которого содержалась во фразе: «Молчание ЦК КПСС свидетельствует о его политической и нравственной несостоятельности», – и даже забил для этого заявления в «Ленинградской правде» 60 строк. Гидаспов согласился с этим, но члены бюро заявили, что надо бы собраться и обсудить, однако уже время позднее, и заявление не было опубликовано.

      Ещё 20 августа Гидаспов «занемог», 22-го вообще не появлялся в обкоме, а 23-го, появившись к концу дня, по совету Белова заперся в кабинете и боялся показаться на глаза своим «товарищам», которых он, по существу, трусливо бросил на произвол судьбы.

      На вопрос о своём личном отношении к путчу Белов сказал, что это «верхушечный переворот, не затрагивающий массовые партийные организации», а на вопрос об его отношении к Горбачёву заявил, что он «лукав и должен дать ответ народу», что «не верит президенту СССР и сомневается, что он не знал» о готовящемся путче. О Собчаке он тоже выразился, что тот «отличается большой политической гибкостью». У него «нет претензий к депутатам, но корреспонденты и не депутаты не выдерживают норм этики».

      А. И. Александров рассказал, что с 22 июля был в отпуске с семьёй на базе в Острове, в Ленинград приехал 17-го, а 18-го был на садовом участке. О перевороте узнал по радио, 19-го в половине девятого вечера ему позвонил член бюро Киселёв и удивился, почему он не на вокзале, ведь завтра Пленум ЦК КПСС. В общем, отдыхал человек – и вдруг! Также вовсю ругал Горбачёва: «КПСС не существует с 28-го съезда, Горбачёв неспособен принимать решения, после 19-й партконференции раздели тот аппарат, который не имел привилегий».

      В. Е. Золкин заявил, что «обком КПСС – дырявая организация и не может быть посвящена в серьёзные дела». В. В. Яшин, второй секретарь обкома, тоже отсутствовал, был в Рязанской области и приехал в Ленинград только 26 августа. Б. Н. Люлин, заведующий общим отделом обкома, сослался на то, что в обкоме работает всего полгода, но заметил: «При получении шифротелеграмм из Москвы подпись „секретариат“ – это редкая практика, обычно подписывают секретари». Вот ужи – боялись даже шифровки подписывать! Начальник 4-го, секретного сектора Новиков Н. А. рассказал, что все секретные документы уничтожены 23 августа, но третий этап уничтожения, предусматривающий уничтожение технических документов и материальной части, не реализован. Для уничтожения документов у них имелась специальная машина с производительностью 500 кг в час.

      Могу ещё кое-что вспомнить. В ту тревожную ночь с 20 на 21 августа, когда мы всей семьёй помчались на защиту Мариинского дворца (а Илья рассказывал мне, что там его поставили разливать по бутылкам коктейль Молотова), Собчак призвал в свои апартаменты депутатов горсовета – представителей партийных фракций. Т. к. Анатолия Голова в тот момент поблизости не было, от социал-демократов на этой встрече присутствовал я. Собчак обратился к нам с призывом держаться вместе и забыть