Этот неподражаемый Дживс. Пелам Вудхаус

омнату, когда я еще спал, и весь день испорчен. Другое дело Дживс – у него это словно телепатия – всегда точно знает, когда я проснулся. И вплывает в комнату с чашкой чая ровно через две минуты после того, как я возвращаюсь в этот мир. Просто никакого сравнения.

      – Как погодка, Дживс?

      – Чрезвычайно благоприятная, сэр.

      – Что в газетах?

      – Небольшие трения на Балканах, сэр. Кроме этого, ничего существенного.

      – Хотел спросить, Дживс, вчера вечером в клубе один тип уверял меня, что можно смело ставить последнюю рубашку на Корсара в сегодняшнем двухчасовом забеге. Что скажете?

      – Я бы не торопился следовать его совету, сэр. В конюшнях не разделяют его оптимизма.

      Все – вопрос исчерпан. Дживс знает. Откуда – сказать не берусь, но знает. Было время, когда я рассмеялся бы, поступил по-своему и плакали бы мои денежки, но это время прошло.

      – Кстати о рубашках, – сказал я. – Те лиловые, что я заказывал, уже принесли?

      – Да, сэр. Я их отослал обратно.

      – Отослали?

      – Да, сэр. Они вам не подходят, сэр.

      Вообще-то мне эти рубашки очень понравились, но я склонил голову перед мнением высшего авторитета. Слабость характера? Не знаю. Считается, что слуга должен только утюжить брюки и все такое прочее, а не распоряжаться в доме. Но с Дживсом дело обстоит иначе. С самого первого дня, как он поступил ко мне на службу, я вижу в нем наставника, философа и друга.

      – Несколько минут назад вам звонил по телефону мистер Литтл, сэр. Я сообщил ему, что вы еще спите.

      – Он ничего не просил передать?

      – Нет, сэр. Упомянул о некоем важном деле, которое он хотел бы с вами обсудить, но не посвятил меня в детали.

      – Ладно, думаю, мы увидимся с ним в клубе.

      – Без сомнения, сэр.

      Нельзя сказать, чтобы я, что называется, дрожал от нетерпения. Мы вместе учились с Бинго Литтлом в школе и до сих пор частенько видимся. Он племянник старого Мортимера Литтла, который недавно ушел на покой, сколотив неслабое состояние. (Вы наверняка слышали о «противоподагрическом бальзаме Литтла» – «Лишь только вспомнил о бальзаме – затанцевали ноги сами».) Бинго ошивается в Лондоне на денежки, которые в достаточном количестве получает от дяди, так что он ведет вполне безоблачное существование. И хотя Дживсу он говорил про какое-то важное дело, ничего мало-мальски важного у него случиться не могло. Открыл, наверное, новую марку сигарет и хочет со мной поделиться впечатлением, или еще что-нибудь в таком же роде. Словом, портить себе завтрак и беспокоиться я не стал.

      После завтрака я закурил сигарету и подошел к открытому окну взглянуть, что творится в мире. День, вне всякого сомнения, обещал быть превосходным.

      – Дживс, – позвал я.

      – Сэр? – Дживс убирал со стола посуду, но, услышав голос молодого хозяина, почтительно прервал свое занятие.

      – Насчет погоды вы абсолютно правы. Потрясающее утро.

      – Бесспорно, сэр.

      – Весна и все такое.

      – Да, сэр.

      – Весной, Дживс, живее радуга блестит на оперении голубки.

      – Во всяком случае, так меня информировали, сэр.

      – Тогда вперед! Давайте трость, самые желтые туфли и мой верный зеленый хомбург. Я иду в парк кружиться в сельском хороводе.

      Не знаю, знакомо ли вам чувство, которое охватывает человека в один прекрасный день где-то в конце апреля – начале мая, когда ватные облака бегут по светло-голубому небу, подгоняемые ласковым западным ветром. Испытываешь душевный подъем. Одним словом, романтика – ну, вы меня понимаете. Я не отношусь к числу горячих поклонников слабого пола, но в это утро я был бы не прочь, чтобы мне позвонила очаровательная блондинка и попросила, скажем, спасти ее от коварных убийц. И тут на меня словно выплеснули ушат ледяной воды: я столкнулся с Бинго Литтлом в нелепом малиновом галстуке с подковами.

      – Привет, Берти, – сказал Бинго.

      – Боже милостивый, старик! – гаркнул я. – Что это за ошейник? Откуда он у тебя? И зачем?

      – А, ты про галстук? – Он покраснел. – Я… э-э-э… мне его подарили.

      Видно было, что он смущен, и я переменил тему. Мы протопали еще немного и плюхнулись на стулья на берегу Серпантина.

      – Дживс сказал, у тебя ко мне какое-то дело.

      – А? Что? – Бинго вздрогнул. – Ах, да-да. Разумеется.

      Я ждал, что он осветит наконец главный вопрос повестки дня, но он, похоже, не жаждал открывать прения на эту тему. Разговор совсем завял. Бинго сидел, остекленело уставившись в пространство.

      – Послушай, Берти, – произнес он после паузы продолжительностью эдак в час с четвертью.

      – Берти слушает!

      – Тебе нравится имя Мейбл?

      – Нет.

      – Нет?

      – Нет.

      – А тебе не кажется, что в нем скрыта какая-то музыка, словно шаловливый ветерок ласково шелестит в верхушках